Классический акционизм

Без малого три месяца в залах Третьяковской галерее, что на Крымском Валу, где обычно экспонируются выставки современных русских художников (20 век с авангардом или без него) проходила выставка известного художника социалистических десятилетий России – Гелия Коржева. Завершилась она, как и выставка Василия Кандинского там же и почти тогда же открытая – в день празднования Независимости России в июне.

Очевидно, что на обе названные здесь выставки не было такого наплыва посетителей, как на выставку Серова, которая вызвала фантастических даже по столичным меркам ажиотаж. Вероятно, связанный и с тем, что незадолго до ее окончания одним из посетителей ее стал Президент РФ. Насколько известно, такого вроде бы не произошло с тем, что показывалось в залах с Кандинским и Коржевым.

Но некоторая пресса все же была, как и правильные сюжеты на телевидении – официальном и около того.

В 2015 году исполнилось 90 лет со дня рождения Коржева, так что, с формальной точки зрения юбилею его и могла бы быть посвящена настоящая экспозиция в Третьяковке. Хотя устроители ее отмечают в пресс-релизах, что такой проект готовился давно (художника не стало в 2012 году, через несколько месяцев после возвращения нынешнего Президента РФ на свой пост). Тем не менее, успех выставки Серова, как и проведение выставки картин Коржева теперь связывают с именем нового директора Третьяковки, которая быстро стала повсеместно известной российских гражданам.

В материалах, которые появлялись в контексте выставки Коржева говорилось, что при всем том, что он был оценен советской властью по заслугам, все же выставляли его не так часто. (Имеются в виду персональные экспозиции.) Связано это, по мнению искусствоведов, с тем, что художник был не совсем правильным в рамках господствовавшей в СССР идеологии, что не бесспорно.

(Заметим, к слову, что он являлся Первым секретарем Союза Художников РСФСР, академиком Академии художеств СССР, Народным художником СССР, лауреатом госпремий РСФСР и СССР, профессором.)

В интервью дочери художника, которая также была приурочена к открытию выставки ее отца, говорилось о том, что Гелий Михайлович Коржев ясно понимал, что есть советская власть. Но помнил всю жизнь, как в годы войны его, в числе других одаренных молодых людей, увезли в эвакуацию и дали возможность получить профессиональное образование, то есть, спасли их жизни и творческий потенциал, чего Гелий Коржев не забывал на протяжении всей своей долгой жизни.

Посмотрев любую по времени и тематике подборку произведений художника, можно подискутировать и с тем, и с другим мнением. Но речь сейчас не о том, чтобы вступать в полемику, а о том, чтобы попытаться представить своеобразие работы Коржева в искусстве, его место в советской, отечественной культуре второй половины прошлого, начала нынешнего века.

Уже очень давно, как вспоминается сейчас, в солидном издании о живописи в СССР, увидел репродукцию картины «Поднимающий знамя» (сюжет ее состоит в том, что, другой поднимает с мостовой знамя, которое уронил убитый демонстрант; понятно, что знамя красная, а поза того, кто нагнулся над знаменем, напоминает динамику скульптуры Шадра – «Булыжник – орудие пролетариата»).

Потом выяснилось, что данная картина – часть триптиха «Коммунисты». В него же входила и работа – «Гомер», где большевик в кожанке в художественной студии лепил по образцу голову греческого философа.

Потом встретилась картина «Художник» – сценка из западной жизни. На ней изображен молодой человек, рисующий на асфальте картину. Так сказать, сюжет их нравов, того, как в мире буржуазной морали относятся к искусству. Конечно, при желании можно было бы прочитать и иной подтекст: что любой художник вынужден быть на коленях, что ему приходится в суете зарабатывать на хлеб насущный, что он зависим от толпы дилетантов, богатых и порой – участливых.

(Если сюжеты перечисленных картин расходятся с догматами социалистического реализма, то логично задать вопрос – а что же тогда понималось под последним?)

Потом в том же журнале через некоторое время встретилась репродукция картины – «Дон Кихот», где голова известного литературного персонажа занимала все пространство полотна. (Понятно, что легендарного героя Сервантеса рисовали разные художники с переменным успехом, вкладывая в его интерпретацию личное отношение как к истории Рыцаря печального образа, так и ко времени собственного творчества. У Коржева же Дон Кихот выглядел именно трагической жертвой обстоятельств, тем, кто побежден и разочарован в собственных усилиях, при том, что ощущает себя героем и победителем. Полотно было масштабным и значительным по выразительности, но все же несколько прямолинейным, как и все произведения Коржева. И об этом надо сказать особо, поскольку в однозначности восприятия его произведений и есть тот явный и единственный недостаток, упрек, который можно высказать в адрес безукоризненно владеющего изобразительной техникой мастера.)

Гляда на работы Гелия Коржева, вспоминаешь великих мастеров прежде всего итальянского Возрождения. Изображенное на картинах выполнено столь великолепно, что кажется, большей техничности просто нельзя ожидать от нашего современника. Колорит, композиция, свет и тень – все здесь смотрится как блистательное исполнение авторского замысла, как предельное совершенство и максимально доступное владение изобразительными навыками, когда все выписано с уникальной правдивостью. И потому воспринимается, как кадр документального, но цветного фильма.

Или как уверенно и талантливо раскрашенная фотография. Скорее, именно последнее.

Произведения Коржева потому любопытно рассматривать не с точки зрения их содержания (оно прочитывается сразу и не имеет подтекста), а исключительно ради любования тем, как автор владеет кистью и красками.

И в этом смысле творчество Коржева, абсолютно советского по всем критериям художника, неожиданно, парадоксально может оказаться сопоставимы с перформансами и картинами модернистов и постмодернистов.

Для примера могу привести впечатление от одной из работ, которую среди других я видел несколько десятилетий назад в тех же залах Третьяковки, где сейчас выставлены были картины Коржева.

На картине большого формата была изображена открытая пачка сигарет (реплика в сторону Уорхола), не помню уже пустая или полная. И на корешке ее английскими буквами и тем же шрифтом вместо «Мальборо» выведено было – Малевич.

Вот нечто подобное по восприятию связано и с сериями и одиночными картинами Коржева. Они однократны по содержанию, так что жаль, что такая талантливая по воспроизведению приглаженной реальности живопись таковой является по сути своей. В душе ничего не остается после знакомства с тем, что создал Коржев. Кроме признания фантастичесого мастерства художника, сведенного к прямолинейным образам и сентенциям.

Да, несомненно, есть в его работах и нечто сюрреалистическое. Я даже не о серии «Мутанты» последних лет жизни художника, которая слишком натуралистична и вызывающе антиэстетична. А, например, о картине «Заслон».

Это многофигурная композиция на тему прошедшей войны. На взгорье стоят люди разных возрастов, деревенские жители, скорее всего. А за ними прячутся фашисты.

Так вот, сюр здесь и в том, что на картину зритель смотрит как бы снизу и потому ракурс в данном случае не совсем ожидаем. И в том, что у детей, которые оказались перед фашистами, лица взрослых людей. То есть, автор таким образом говорит о том, кем они могли бы стать, если бы не война. Необычность не в том, с другой стороны, что Коржев в конце творческого пути обратился к Библии, а в том, что в сюжеты из Книги Книг вписывал свой портретно переданный облик.

То есть, с уверенностью можно сказать, что Глазунов, Шилов и их последователи продолжили то, что так мощно, фундаментально и зримо передал в своих картина Гелий Коржев. Другое дело, что свойственного ему уровня мастерства и напора никому впоследствии из названных художников достичь не удавалось. И видимо уже не удастся.

В связи с этим, очевиден парадокс: не признавать Коржева советская власть не могла, но и признавать в полной мере – тоже, поскольку его произведения свойственны очевидная самодостаточность, уверенность в собственной правоте, что, хоть и отражало социалистическую действительность в коммунистическом духе, но оставалось и вещью в себе, чем-то вроде протеста.

Было бы странно говорить о том, что, доводя свои произведения до невероятного художественного правдоподобия, Коржев показывал власти и зрителям, что социалистический реализм есть тупиковый путь. И остается только лозунг, который можно представить с максимальной отточенностью приема и наученности.

Но, будучи в основе своей гиперреализмом, творчество Коржева отличалось от тех, кто следовал этому направлению на Западе определенной индивидуализированностью восприятия действительности. При том, что сама она – жизнь в СССР – как и у других художников его времени, являлась создаваемым наглядно мифом, копией того, что должно быть, а не того, что было на самом деле.

Таким образом, социалистический реализм нашел в творчестве Гелия Михайловича Коржева наивысшую степень выраженности. Вместе тем, показывая, что это именно раскрашенная до лубка неправда, идеология, проиллюстрированная уверенно, самодостаточно, но остающаяся слоганами, которым не суждено никогда осуществиться в реальности.

Вероятно, осознание пределов допустимого в советскую и в постсоветскую эпоху стало одной из причин выбранного Коржевым отшельничества, ухода от суеты городской жизни и выставочной деятельности.

Это ни в коей мере не отменяет всех положительных эпитетов, которые высказаны были и в данном случае по поводу картин Коржева. Как не изменяет и отношения к его творческим достижениям во все периоды его жизни в искусстве.

Высокопарно было бы здесь говорить о трагедии художника (она никак не отразилась в его картинах с 1943 по 2012 годы). Но то, что он испытывал душевный дискомфорт, то, что техникой, доведенной до невообразимой стадии, он пытался преодолеть установленные государственным отношением к искусству рамки – несомненно и прочитывается по существу в каждой из написанных им картин со всей ясностью и определенностью.

Несомненно, без всяких оговорок Гелий Коржев был поистине великим художником, если иметь под этим в виду то, как он умел передать содержание того, что ему казалось важным и нужным. И этим он сопоставим с мастерами Высокого Возрождения.

Но только этим. И не более того, поскольку некоторые из их работ, порой лишенные чувства и глубокого содержания, теперь могут котироваться как китч. Нечто подобное, к сожалению искреннему, теперь можно сказать и в связи с произведениями советского классика живописи Гелия Коржева.

Илья Абель