Инна Костяковская. Израильский октябрь 2015

***

На пыльные улицы падает осень,
но дышат теплом эти древние камни,
не листья, а слёзы домой мы приносим,
не листья, а свечи  тоски поминальной.
И ставим их, ставим на маленьких кухнях.
О, сколько их было… О, Господи, сколько…
В окрашенных кровью безветренных буднях
скупых  новостей собираем осколки.
День кажется длинным, каким-то тягучим,
замедленной съёмкой стоит на ютубе.
Здесь тёплая осень, но чёрные тучи
и чёрные мысли, которые губят…

ВОЛНА ТЕРРОРА

Третий день осеннего ненастья.
Третий день –  тоска сердечных колик.
Расскажи мне что-нибудь о счастье
милый друг, мой вечный параноик,
что-нибудь о продолженьи рода,
об инстинкте самосохраненья…
третий день во мне болит природа,
третий день душевного затменья.
Мы стальные, мы народ упёртый,
горы не шагают к магометам,
верим, что наступит день четвёртый,
день четвёртый Ветхого Завета.

***

Как трудно жить в эпоху перемен,
пить горький яд предательств и измен.
Казнить себя, других напрасно мучить.
Но свято верить –  завтра будет лучше.
Как трудно жить в эпоху перемен.
Найти тюрьму и славить этот плен.
Быть пленником лишь собственных амбиций,
любить и ненавидеть те же лица.
И всё-таки  пытаться встать с колен,
Как трудно жить в эпоху перемен…

НЕНАВИСТЬ ВХОДИТ В МОДУ…

Где-то мальчишка –
новый Цой двадцать первого века
читает книжки,
он лепит из себя человека.
Где-то новый Каспаров
прогуливается с е2 на е4.
А где-то жизнь проходит даром
в коммунальной квартире.
Перетасуем колоду.
Перепутаем карты.
Ненависть входит в моду
с азбуки, с первой парты.
Плюнуть в того, кто лучше,
плюнуть в того, кто чище.
Солнце выпачкать в луже,
в грязи, на самом днище.
Ничего не даётся даром.
На всё есть особый ценник.
Новых аллах акбаров
вычистит новый веник.
Маленький наш шарик
устал от громких истерик.
Может в мгновенье сдуться.
Носи с собою фонарик,
чтобы не поскользнуться…
Ходи осторожно, бойся,
тех, кто у тебя за спиною.
Такое мироустройство
новый Цой назовёт войною.

***

Меня легко напугать.
Я боюсь темноты, тишины,
тараканов, громких звуков,
боюсь   острого чувства вины,
боюсь ущербности, скуки.
Боюсь ходить босиком по песку,
боюсь пауков и прочей мрази,
боюсь белых прядей, прилипших к виску,
боюсь себя в каждой новой фразе.
Боюсь себя – любом виде – разной,
боюсь бояться своей боязни.
Боюсь людей. Боюсь теней,
что приходят ночами,
боюсь закрытых на ключ дверей,
боюсь из-за них греметь ключами.
Меня легко напугать. Превратить в ноль.
Сделать несчастной или покорной.
Но я не боюсь чувствовать боль.
Мне всегда было и будет больно.

***

Мы дети пустыни,
дождя и ненастья,
но делим святыни
на мелкие части.
Земля наших предков
устала от боли,
довольно объедков
без хлеба и соли.
Всё меньше в размере
наш маленький остров,
который евреям
достался не просто.
О, боже, Израиль,
как тяжек твой стон,
ты снова изранен,
но не побеждён…

Инна Костяковская,
Октябрь, 2015 г.