Говорят, что в иммиграции счастливей прочих те, кому удается сохранить профессию.
Скажем, врач, подтвердивший свой диплом, счастливей врача, который переквалифицировался в таксиста; инженер оставшийся инженером полон оптимизма в сравнении с собратом у станка.
Есть, конечно, профессии востребованные и — с тамошним еще умением — не требующие как длительного переучивания, так и поиска места работы. Дальнобойщику достаточно пройти краткосрочные курсы и, сдав экзамен, сесть за руль большегрузного трака, механику получить лицензию и найти себе применение, преподавателю научного атеизма… Нет, это я в шутку. Здесь они, как правило, резко меняют идейную ориентацию, становясь крайне религиозными персонами, имеющими скучную и малооплачиваемую работу. У них неизменным остается лишь несносный характер.
Посему Моня — не молодой, но и не старый сапожник из Могилева, должен был благодарить судьбу за то, что подарила она ему профессию, которая и в Америке пригодилась, и голову на плечах, позволившую буквально через пару лет после приезда стать владельцем небольшой сапожной мастерской в приличном районе, что особенно важно. Обувь починить всякому нужно, а кому-то и дырку в ремне сделать. Не у всех же руки из правильного места растут, как у Мони. Бизнес был, конечно, не ровня гейтсовскому или джобсовскому, но семью кормил. А учитывая, что жена Мони тоже без дела не сидела (трудилась она продавцом, по тутошнему сэйлсперсон, в одном из дорогих магазинов), то они к пятому году американской жизни обзавелись собственным жильем — таунхаусом в тихом пригороде, где высокий процент белого населения гарантировал покой и благополучие, чего им и хотелось после отъезда из вотчины неадекватного Батьки.
Так и пришли бы они не оригинальной, но привычной дорогой к внукам, приятной старости во флоридском кондоминиуме в комплексе 55+, не случись… Но никто ведь не застрахован от этого самого «случись»…
Итак, однажды утром, когда посетителей кот наплакал — для работающих и учащихся еще не время, а для тех, кто праздно живет — тем более, приоткрылась дверь, звякнул звоночек, и Моня увидел, как легким шагом, слегка покачивая бедрами, прошла к стойке стройная блондиночка. Было ей лет эдак двадцать семь, двадцать восемь. Глазками оценивающе стрижет, ножку, как балерина на носочек приподняла, а сама красные туфельки ему сует из хорошей кожи с каблучками стоптанными. Набоечки Моне сделать — пару пустяков, но ему интересно пообщаться с посетительницей не только за набоечки-наёбочки.
Под ее джинсовой курточкой Моня, опытный оценщик, просчитывает грудь второго, а то и третьего размера, а талия при этом — обхватишь, не заметишь…
— Откуда будешь, красавица? — по-свойски поинтересовался Моня. — Что-то раньше я тебя здесь не видел.
— Я тут недавно… Из Калифорнии переехала.
— Из Калифонии? Хм, значит, из теплых краев. А родом откуда?
— Из Москвы, а точней, из Люберец. Где «Любэ» начинали.
— А эти — «Комбат, батяня» и все такое… Знаю.
— А звать меня Людмила… Мила, — предупредила его следующий вопрос посетительница.
— А меня Леонид, а можно просто — Моня. Моня из Могилева. Жаль, что не Лева, а то бы в рифму.
— Очень приятно, — протянула она тонкую руку со скромным рубиновым колечком. И никакой тебе обручалки на безымянном пальце…
— А мне уж как приятно, — расплылся в улыбке Моня.
В его начавшей седеть и плешиветь некогда кудрявой головушке застучали молоточки, а пальцы, которые умели мять не только кожу для обуви и сумок, закололи острыми иголочками. Это означало, что у Мони проснулся нешуточный интерес.
Он неохотно выпустил ее руку и принялся изучать принесенные туфли. А в мозгу всплыла его знаменитая подсобка три на три метра. За 15 лет его трудового советского стажа кто в ней только не побывал — и друзья, любившие пропустить по сотке-другой, и девицы, которых не смущал ни беспорядок, ни стойкий запах ваксы, смешанный с запахами кожи, пыли и бог весть чего еще. Скольких же он их там оприходовал, мама дорогая!
Золотые времена! Но… В Союзе Моня вкалывал на дядю, т.е. государство с большими и малыми начальниками при комбинате бытовых услуг, а здесь он трудился сначала на себя, а потом на дядю. Правда, дядя этот — условный Сэм в цилиндре — драл с него за аренду помещения совсем не маленькие деньги, сюда же приплюсовывалась плата за коммунальные услуги — свет, отопление, уборку мусора. Дело серьезное и на всякие глупости отвлекаться было некогда. Ну да, пару раз может, предлагали ему свои услуги местные проститутки, заглядывавшие в поиске новых обеспеченных клиентов, но он побаивался с ними связываться. А ведь внутри его мастерской тоже была небольшая подсобка с умывальником, столом и достаточно крепкой парой стульев. В навесном шкафчике серого цвета с шурупом вместо ручки всегда хранились горячительные напитки: водка да вино. Водка для обычного дневного рациона, а вино — по настроению, когда водки не хотелось. Чаще летом…
— А как вы смотрите на то, — перешел он на вы, — чтобы выпить по коктейлю — за знакомство, так сказать. На соседней улице очень приличный бар. Пара минут пешочком…
— Ну что вы? — натурально зарделась Мила, чем только больше раззадорила. — Я… я не могу так сразу.
«Ты еще скажи, что стесняешься», — подумал Моня, а вслух сказал:
— У вас будет время подумать: придете завтра за своими туфельками, тогда и договоримся.
Уж он-то мужик крученый, повидавший всяко-разно и легко различал, где скромность, а где только ее видимость…
Мила, улыбнувшись, кивнула, будто дала предварительное согласие и легкой воздушной походкой буквально проплыла к выходу.
Моня едва удержался от победного рыка.
— До свидания, — сказала она, задержавшись у двери на секунду.
Набойки Моня делал быстро и с настроением. Обточил аккуратненько, полирнул, тряпочкой блеск навел. Супер!
Руки делали, а голова думала. Мечтами полнилась о невесть откуда взявшейся Миле-Милочке.
«Вдуть бы ей по самое не хочу», — накручивал себя Моня, разглядывая туфельку и прикидывая, как гладит ту самую ножку, на которую она надевается, видимо, в особых случаях.
На другой день работа у Мони не ладилась. Он с нетерпением ждал прихода новой знакомой, чтобы показать ей свою ювелирную работу, а потом выстроить цепь событий так, чтобы получить желаемое без лишних сантиментов, на которые в этой стране нет ни времени, ни особого настроения. Нет, бар и прочие знаки внимания, само собой разумеется, но только в качестве прелюдии, для разогрева. И чем, думал Моня, она его подкупила? Третьим размером? Ямочками на щечках или зелеными глазками, немного раскосыми, но игривыми, ставящими под сомнение ее застенчивость. Фигуркой ладной и по молодости еще без венозных сеточек. Всем! Да, и походочкой, такой легонькой и блядской…
Эх, для такой Моня, пожалуй бы, не пожадничал снять номер в «Хилтоне» или «Хайяте», а не мотель 6. Со свободными деньгами у Мони вообще-то были проблемы. Зинаида, законная супруга, с финансами была строга. И не только с финансами. Чаще двух раз в неделю (а случалось, и того менее!) к себе не подпускала, да и, согласившись, особых рулад не выводила… и сам он делал свое мужское дело как по принуждению, без фантазии и вдохновения. Раздобрела его когда-то стройная Зиночка, стала почти как артистка Крачковская. Но в той хотя бы живость была и язык подвешенный. А Зина что? Только одна жесткая установка: гони деньги, придурок, за дом платить пора или за страхование авто, или за детсад, куда водили малую. Единственно, детей, девчонок тринадцати и девяти лет, одевала практически без его участия. В магазине, где она работала, хорошие скидки для своих водились.
Мила пришла в мастерскую после обеда, и ручку Моне протянула как старому доброму знакомому. До нее выносила ему мозг одна «американская» старушенция, у которой поломался замок на чемодане. Чемодан был возрастом с хозяйку, основательно потертым, и лучшим выходом для нее было бы выбросить его и купить другой, так как починка стоила по цене нового. Но та уперлась: чини, мол, и все тут. Только не по Мониной «баснословной» цене, а по той, которую она сочла справедливой. Так и не нашли компромисса. Старуха ушла, но обещала вернуться. С чемоданом.
Моня, как и в прошлый раз, задержал руку девушки чуть дольше приличествующего. Он принес ей сверкающие туфли, показал восстановленные каблучки и пусть это было не в его правилах, подумал: а что, может, сказать — бери и носи на здоровье, красавица! Помни только про сапожника Моню.
А она будто мысли его читает.
— Я заплачу за вашу замечательную работу, сколько скажете, и коктейль с вами выпью… на брудершафт. Только не сегодня — я очень тороплюсь, меня мамочка ждет, мне ее к окулисту сегодня везти.
«Да, да, — подумал Моня, — ищи свищи тебя после».
— У меня есть идея. В моем офисе… есть бутылочка дорогого вина, — соврал на ходу Моня. Вино было сносное, но отнюдь не дорогое. Ну а офисом назвать подсобку можно было человеку с исключительным чувством юмора. — Десять минут, я надеюсь, у вас найдется.
— Ну хорошо, — улыбнулась Мила, и эта улыбка сулила что-то необычайно приятное.
Моня метеором метнулся к двери, перевернул табличку с «открыто» на «закрыто». Мало ли какие обстоятельства у хозяина и одновременно единственного работника в бизнесе?
— Проходите, — позвал он Милу широким джентльменским жестом. — Пардон за беспорядок, но вы и сами понимаете. Вот сюда присаживайтесь…
Он пододвинул даме стул. Стул был грязноват, но при тусклом освещении это было не так заметно.
«Смелее, брат! — подстегивал он себя мысленно. — Не тушуйся! За полтяшок сделает она тебе сейчас минетик и даже не поперхнется. И капельки пота засеребрятся на ее ямочках, и глазки загорятся огнем, а потом уже двинутся они дальше, но уже не здесь, и не сейчас.
Мила, слегка напряженная, с некоторой опаской оглядывалась вокруг. По стенам были развешены полки с инструментом, бумагами и даже не востребованной назад обувью; справа — умывальник с немытой коричневой раковиной, слева — микроволновка на раздвижном непрочном столике. Но для некоего подобия чистоты на круглом столе посередине комнаты лежала упаковка с салфетками и там же горка одноразовых стаканчиков, а также тарелок, вилок и ложек. И конечно, без чего в мастерской совсем никак — початая бутылка Гордона и целая Каберне.
— Чем богаты, — вспомнил он к месту начало подзабытой поговорки. — Вот только штопор найду….
Мила не походила на дешевую проститутку, которая обслуживает тракменов на тракстапах. «Может, — крутилось в голове Мони, — обстоятельства у нее: больная мамаша без медстраховки. Приехала в гости и не имеет SSI1, а бедной дочке приходится работать и днем, и ночью… Он уже был готов выслушать трогательную историю и даже подумал, что и стольничек даст, если, конечно, она особо постарается, а если что и кому-то из знакомых врачей (его клиентов) позвонить, посодействовать, так сказать.
Он показал на стул, и гостья села на самый краешек. На ее лице блуждала улыбка. Моня, хоть и считал себе знатоком женщин, до конца все же не понимал, что означает какое-то движение или случайно оброненная фраза. Это удел писателей разгадывать или придумывать. Ну и психологов, само собой.
Стыдно было разве что за раскардаш. Супруга не заглядывала к нему в мастерскую — берегла нервы — и поэтому он не утруждал себя наведением хотя бы относительного порядка.
— Так вы, Леонид, хозяин? — подала наконец голос Мила.
— Ну да, — ответил Моня и шумно, с гусарской лихостью откупорил бутылку вина.
— Единственный?
— Да! — удивился он вопросу. — Единственный и хозяин, и работник, и…
Договорить он не успел, так как ровно в эту секунду случилось то, о чем бедный Моня наверняка не забудет до конца своих дней.
Мила истошно завопила, рванув на себе белую блузку. Потом она дернула ворот еще ниже, обнажив свои притягательные груди.
— Эй, ты чего?! — удивился Моня, но уже в следующую секунду ее ногти процарапали его щеку и подбородок.
— Help me! Help! — закричала Мила, отскочив от опешившего Мони. Она едва удержалась на ногах, зацепив задом стул.
Моня сделал к ней невольное движение, но та схватила со стола пластмассовую вилку и с криком: «Не подходи!» продолжила этот балаган.
И тут в подсобку вбежали двое: девица с короткой прической, покрашенная в лиловый панковский цвет и мужик с устрашающим шрамом вдоль уха.
Мужик отпихнул Моню в сторону, так что на того едва не опрокинулась одна из полок. А девица, обняв Милу, успевшую размазать по лицу тушь, заверещала на языке здешних обитателей да такой скороговоркой, что кроме фак и харассмент Моня ничего не разбирал. Но и этого было достаточно.
— No, no! That’s not true!2 — попытался вставить в свое оправдание Моня. — She did it.3
В этот момент мужик, не говоря ни слова, взял его на болевой, так что из рук Мони вылетел штопор, а сам он взвыл от неожиданности и нестерпимой боли.
— Don’t move!4 — приказал мужик и чуть ослабил свой хват.
Мила успокоилась не скоро. Она рыдала в голос, словно профессиональная плакальщица на поминках. По ходу она расстегнула до конца блузку, показывая на следы якобы борьбы. Юбка ее тоже была задрана (когда успела!) и на белых трусиках отчетливо виделась капля крови…
— Okay, call the police!5 — резюмировала, убедившись в злодеянии, девица с лиловыми волосами.
Мужик со шрамом отпустил Моню, рука которого повисла плетью и, снова повторив, don’t move! — подтолкнул его в угол.
Боль болью, а в голове Мони лихорадочно, путаясь и «спотыкаясь» закрутились мысли. Одна другой ужаснее.
— No police! — взмолился он. И по-русски добавил, чтобы Мила сообразила. — Может, договоримся!
— Договоримся?! — завизжала та, напугав лиловую девицу и, кажется, мужика тоже. — Этот хам, этот кусок дерьма, который хотел меня изнасиловать в этом свинарнике!.. И договоримся?!
Девица, шепча Миле что-то успокаивающее, смотрела на Моню исподлобья.
— I think we need call to police!6 — несколько раз повторила она, а Моня, слыша ее чутким ухом, просил, чуть не плача: — No police! I explain you what happened…7
— Shot up!8 — грубо оборвал его мужик. Он недобрым взглядом поглядывал на Моню, словно ожидая от него каких-то ответных действий.
Но Моне не до того было в эту тяжелую минуту. Рассудок уже почти вернулся, и он уже понимал (да и как не понять?!), что стал жертвой банальной разводки. Что произошедшее — подстава. Но… Как докажешь, что эта сука его шантажирует?.. Камеры у него нет и не было, рожа у вымогательницы расцарапана и у него тоже. Свидетели тут как тут. Скажут, на крик прибежали, а тут, мол, такая картина. Наверняка дадут против него показания. Сообщники? А иди — докажи.
— Сколько? — тихо спросил Моня, искоса взглянув на Милу.
Она уже не казалась ему милашкой — глаза как щелки и чуть косят, мордаха хищная острая и грудь пообвисшая, от жизни праведной, видимо…
— Двадцать, — спокойно ответила та, — …тысяч, разумеется.
— Ско-олько?!
У Мони от такой наглости дыхание сперло и даже страх на мгновение улетучился.
— Что слышал! Или хочешь в тюрьму, к неграм, которые охочи до белых задниц?
Мужик со шрамом хмыкнул, будто бы понял, что сейчас сказала эта несостоявшаяся жертва.
— Да я… я штуки свободной не имею. Вы что думаете, я тут деньги печатаю, а не шкрабы починяю.
— Ладно, перепишешь на меня мастерскую…
От аппетитов несостоявшейся партнерши по утехам Моня потерял дар речи. Что-то мыкнул невнятно и огляделся вокруг, будто бы хотел запомнить напоследок родную подсобку. С мастерской, за которую он отвалил когда-то кругленькую сумму, он не готов был расстаться. Скорей, оставил бы жену с ее сложным характером…
Дальнейшие подробности этой истории перепевали не без ложной участливости, которая чем-то сродни тайному злорадству, и хорошие знакомые мониной семьи и те, кто знал ее понаслышке.
Моня-таки выкрутился. Правда, ему пришлось пережить непростой бракоразводный процесс, который отнял у него таунхаус, а прибавил выплату алиментов на дочек. Зато мастерская, во владение которой он нетвердой рукой вписал наглую шантажистку, осталась за ним. Более того, вскоре стервятница стала его законной супругой. Жизнь с ней, конечно, не сахар. Особенно та ее часть, что под покровом ночи. Впрочем, свечку там никто не держал и допускаю, что неурядицы этого свойства — домысел любителей почесать языком по поводу и без.
В мастерской у Мони, как и прежде, беспорядок, но в подсобке теперь исключительно сорокоградусная и никаких там сухих вин и прочих глупостей.
Игорь Цесарский
1 SSI, Supplemental Security Income — Дополнительное пособие по социальному
2 Нет, нет! Это неправда! (англ.)
3 Это она сделала! (англ.)
4 Не двигайся! (англ.)
5 Ладно, звоним в полицию (англ.)
6 Я думаю, что нам нужно позвонить в полицию (англ.)
7 Не надо полиции! Я объясню вам, что произошло (англ.)
8 Заткнись! (англ.)