Александр Айзенцон | И снова о смысле

Об авторе

Айзенцон Александр Ефимович, литературный псевдоним Сергей Азинцев, происхождение которого описано в книге «Частный взгляд на историю». Родился в Сибири в декабре 1941 г. (отец-физик на фронте, мама-филолог – в эвакуации из Киева). Живу и работаю в России (Рязань). Доктор наук, профессор, около 40 лет заведовал кафедрой физики. Член союза российских писателей. В литературу вошёл с лёгкой руки Андрея Битова, опубликовавшего первые прозаические миниатюры в литературном альманахе «Соло» (выходившем под эгидой ПЕН-клуба). В 2006 г. вышло собрание сочинений в 3-х томах (предисловие Льва Аннинского), удостоенное затем литературной премии.

И снова о смысле

Лось не задумывается о смысле жизни. Борьба за выживание осмысления не требует. Осмысление предполагает варианты, какие-то непременно окажутся сомнительными, а сомнения не лучший попутчик борьбы за что бы то ни было. Тем более, за выживание.

Человек, который в этом смысле ведёт себя так же, нормален, естествен. Пусть менее естественный первым бросит в него камень. Впрочем, даже если бы он на это решился, самому ему нечего предъявить городу и миру. Да, осмысленная деятельность побуждает его выйти за пределы деятельности и покуситься на сам корень слова, то есть на осмысление жизни вообще. А это бесплодный недуг, к тому же опасный.

Частные смыслы

Для профилактики недуга в числе детских прививок используют насаждение в сознании частных смыслов. И социум добивается неплохих результатов: мы видим себя в семье, профессии, коллективе, стране, и «за деревьями не видим леса».

От смысла жизни мы благополучно уходим в саму жизнь – в конструирование автомобилей, репетиции, телесные радости, чтение книг, игру на бирже, пребывание в офисе и путешествия. Мы живём мозаичной жизнью, распыляясь на домашние и служебные дела, на придуманные потребности, ссоры, застолья и приобретение ненужных вещей. «Мы живём ради того, что того не стоит» [1, с. 77] (С. Азинцев – литературный псевдоним, происхождение которого описано в книге [2]).

 Капитуляция

Иногда мы всё же пытаемся собрать из этой мозаики нечто с алыми парусами и проложенным маршрутом, но корабль рассыпается: «Я живу ради детей – пусть им будет лучше»; «Я живу ради построения …изма»; «Я живу, ради…». Не выглядит ли это как переложение ответственности? Пусть, мол, не я – пусть дети, супруг и апологеты «изма», к которым я привязал свою жизнь, определяются с её смыслом.

В итоге к непониманию смысла своей жизни приходит каждый. А поскольку ответ на этот вопрос не найден за тысячелетия, то легко представить, что он не будет найден никогда. Нам остаётся отмахиваться, замалчивать или делать вопрос предметом иронии.

 Со стороны

Есть, однако, и более основательные причины не ставить вопрос о смысле жизни. Слова «смысл» и «замысел» однокоренные, а замысел (разумный) проблематичен. В этом можно убедиться, рассматривая, например, антропный принцип. Но если нет замысла, то в чём может быть смысл?

Вопрос о нём особенно веселит в перспективе грядущего исчезновения человечества, и неважно от чего – космической катастрофы, выгорания Солнца или самоуничтожения, к которому мы идём семимильными шагами, развернув знамёна прогресса. А когда нет смысла, то «человек разумный» распоряжается выпавшим ему счастьем жизни именно так, как он распоряжается, и это ничуть не хуже пира во время чумы или, что то же, обстановки в Одессе в 1918 году.

И ведь действительно – с позиции стороннего наблюдателя в жизни человека не больше смысла, чем в жизни мамонта. Разница в протяжённости строк на свитке истории или – усугубим – следов метеоров в атмосфере.

Но если любая ветвь эволюции обречена, а судьба самой Вселенной неизвестна, то есть ли смысл в поисках смысла человеческой жизни?

 Антиномии и Гёдель

А может быть, – догадываемся мы, – дело в том, что вопрос о смысле собственной жизни задаётся изнутри? Ведь над подобными проблемами ломали головы ещё греки, наткнувшись на антиномии: если «Я лжец» – это правда, то лжецом человек не является, а если лжёт, то тем самым он правдив. То же в словах о всемогущем Боге, создавшем камень, который сам не может поднять.

Парадоксальность подобного высказывания происходит именно из того, что оно замкнуто в самом себе, а у него внутри нет инструментов, которые позволили бы судить о его ис­тинности или лож­ности. «Вытащить самого себя за волосы» оно не может – его внутренняя логика стиснута его собственными рамками.

О подобных проблемах высказывался Витгенштейн [3, 4. 12; 4. 121; 4. 124], а Гёдель ещё в 1931 г. придал им даже математическую общность. Он показал, что внутри любой системы, основанной на формальных языках (ме­тода­х до­каза­тель­ств), нельзя получить боль­ше ин­форма­ции, чем в них содержится, – всегда найдутся такие построения, которые в рамках системы невозможно ни доказать, ни опровергнуть [4]. Одним словом, «Законы природы – это то, что о них известно» [1, с. 49].

Так что искать смысл жизни, пользуясь формальной системой – логикой, – разработанной самой этой жизнью, бесперспективно.

Ситуация, согласитесь, неприятная и парадоксальная: человеку так же трудно жить жизнью, не имеющей смысла, как и поднимать о нём вопрос. Но ведь и от вопроса никуда не деться! Остаётся, видимо, задавать его с привязкой к месту и времени, то есть определять всё-таки частный смысл нашей жизни, напоминающий булгаковскую «осетрину второй свежести».

 Удовольствия

Есть лёгкий выход – искать частный смысл в удовольствиях. Они ведь естественны, поскольку эволюционно обусловлены. Значит, они, по крайней мере, не могут противоречить смыслу жизни и уже сами по себе свидетельствуют о его наличии, даже если мы его не понимаем. От такого индикатора отказаться трудно, но удовольствия, увы, разнятся.

Не будем сравнивать шахматистов и ловеласов или любителей самогона и «Мадам Клико» – каждый из них не одобряет другого. Возьмём профессиональные удовольствия в пределах одного вида деятельности, например, двух академиков – Н.И. Вавилова и Т.Д. Лысенко. Оба громко вошли в историю российского сельского хозяйства, но с противоположными знаками. Так что, если по таким критериям судить о смысле жизни человека как такового, то не обнулится ли от их суммирования наша оценка?

 Волны на песке

В науке применяют решающий эксперимент, разрешающий спор между гипотезами. Применим его и мы, процитировав Мамардашвили: «Можно вообще ничего не населять и исчезать, как волны на прибрежном песке, не оставляя никаких следов» [5, с. 7]. В чём смысл такой жизни? Или такой (отчёт на том свете): «Родился мал, рос глуп, вырос пьян, помер стар, ничего не знаю». (И почему-то поощряющее резюме: «Иди, душа, в рай!») [6, с. 183].

В общем-то, ничего особенного – скоротал человек время между рождением и смертью, не озаботился ответом на наш вопрос, а смысл шёл где-то рядом – сам по себе. При желании, можно даже считать его «мудрецом» – в жизни, дескать, всё равно нет смысла, а потому нечего и упираться.

 Мы разные

Кто может осудить другого, тот будет им же осуждён. Мы разные. Один проспит «на концерте бытия», так и не услышав его музыки, у другого окажется искажённый слух… При желании, можно сопоставить бытие и с плодоносящим садом – кто-то созерцает, лёжа на траве, и ждёт падения созревшей груши. А кто-то подпрыгивает, лезет на стволы, в общем, задаёт вопросы. Если всю жизнь подпрыгивать, то к её концу случаются ответы.

 Озарения

Бывают вопросы и на пределе возможного. Тогда ответы зависают, замирают, подобно тому, как замирает собеседник, когда ты пытаешься проникнуть в его глубокую тайну. И всё же, если острота и напряжение пытливости сохраняются, то достаточно движения брови, пробежавшей «тени», сузившегося зрачка или другого пустяка, чтобы вдруг всё стало ясно – озарение, катарсис!

К сожалению, мы не удержим и такое удовольствие, ибо «Удовлетворение желаний его не приносит» [1, с. 110]. Впрочем, есть и более авторитетные источники, например, Будда: «Даже ливень из золотых монет не принесёт удовлетворения страстям» [7, с. 52]. Или Лао Цзы: «Кто чем-либо владеет – потеряет» [7, с. 39].

 Сегодня и завтра

Нельзя забывать и того, что предметы удовольствий, за редким исключением, устаревают, поскольку мы сегодняшние не равны нам завтрашним. Пещерный человек испытал бы сомнительное удовольствие от сыра «Рокфор». А что такое дельтапланерист для средневекового рыцаря? Это ведь «инобытие»! Да и сами мы каких-нибудь 30 лет назад не могли вообразить удовольствие от смартфона или карманной электронной книжки, содержащей целую библиотеку. И ни один футуролог не предскажет пополнение наших удовольствий через те же 30 лет.

Язык-мышление человека, род его занятий, межличностная коммуникация и их эмоциональное сопровождение изменяются непрерывно, и конкретные удовольствия – слишком шаткое основание для определения смысла нашей жизни.

 Мы и эволюция

Если и есть смысл искать смысл жизни, то уж ясно, что не Петра, Майкла или государства Танзания, а человека как такового в эволюционном измерении. И тут оказывается: наша жизнь наполняется смыслом лишь в той мере, в какой вписывается в универсальную эволюцию, способствует ей. Только в таком масштабе и может проявиться смысл человека – как творца, создающего следующую ступень развития.

Это не означает, что жизнь нетворческих людей бессмысленна. Статистические закономерности свидетельствуют, что творцы существенно нового составляют несколько процентов численности социума. Однако если исключить их единство с остальными, то эти три процента не от чего будет отсчитывать. И акцент на их особой значимости необязателен и непродуктивен. Может быть, капитан подводной лодки выглядит и более импозантно, но что он такое без машиниста или кока?

Статистика

Поэтому сбор урожая, ремонт автомобиля и освещение театральной сцены – условия для творчества недостаточные, но необходимые. Поддержание и воспроизведение нашей биологической и культурной жизни – залог её эволюции и той стабильности, без которой творческие «мутации» могли бы её разбалансировать.

Творцы и «все остальные» не только сосуществуют во взаимозависимости, но между ними нет и чёткой границы, как нет её между сознанием и подсознанием. А подвинуть границу может каждый: «Природой рождается некоторый биологический материал возможных человеческих <…> состояний. <…> За пребыванием и длением человека во времени <…> стоит постоянно возобновляющаяся работа или усилие со стороны человека <…> Человек есть в той мере, в какой он хочет быть» [5, с. 8].

Зависимость числа людей от уровня их творчества отражается, вероятно, колоколообразной функцией, напоминающей гауссово распределение. Малая часть социума не приобщена ни к какому творчеству, и малая часть вдохновенно творит. Все остальные заняты им в той или иной мере, но каждая жизнь тем в большей степени осенена эволюционным смыслом, чем больше в ней творчества.

 Погружение

Сознание погружено в бытие, как «биологический» человек погружён в физические поля Земли. Если изолировать его от природных полей, он чувствует дискомфорт и утомляется. Точно так его сознание, изолированное от эволюционного движения бытия в угоду выдуманным ценностям, чувствует дискомфорт, который не могут снять житейские цели.

Да, сознание, открытое к бытию, нестабильно, подвержено травмам и может испытывать муки, но это родовые муки творчества:

Несчастливцы богаче счастливцев.
Счастье – лень, счастье – праздность, счастье – скука.
Лишь в ненастье волна узнает берег…

(Баратынский «Поверь мой милый друг…» – в экспериментальном сокращении М. Гаспарова [8, с. 193])

 Смещение

Целостность жизни стала ускользать от нас с незапамятных времён, когда наши пращуры перестали общаться с животными, деревьями, скалами и реками. Теперь же мы и вовсе ушли в своём мышлении в вечность и бесконечность – как вперёд, так и назад.

Подобно тому, как Вселенная расширяется от любой точки наблюдения, сознание расширяется логикой и образами от каждой нейродинамической модели мозга.

Смещение смысла жизни от биологического к интеллектуальному, художественному и духовному привело нас к утрате целостности, но даже перед смертью мы можем быть озабочены записью уравнения и продолжаем в нём жить, как и в произведениях искусства и литературы. Потребность передать свои мысли и образы становится порой сильнее потребности передать копии своих генов.

Стремление высказаться, несмотря ни на что, вело Коперника и Галилея; подвижников, преследуемых за правду и «лженауки»; рискующих биологов, ядерщиков и врачей. Не следует ли их жертвенность рассматривать в контексте смысла выживания вида? Если у животных это связано с генами, то у человека – с «мемами».

 Свобода воли

Будучи звеном универсальной эволюции, мы не чувствуем, в какой мере наше устремление к творчеству свободно, а в какой детерминировано объективной реальностью вне нашего сознания. На вопрос «зачем?» учёный, поэт и художник, композитор, философ и изобретатель вразумительного ответа не дадут. Однако свобода вдохновенного творчества сопоставима для них с биологической выживаемостью и составляет субъективно ощущаемый «смысл жизни».

Столяр знания
Шарит вздыбленным мозгом
В золотой ночи мирозданья <…>
Мир сквозь ум
Точится в квадраты, триангли, диски <…>
Он умрёт – и будут играться дети
Безделушкой вечности.

(Э. Верхарн «Столяр» – в экспериментальном сокращении М. Гаспарова [8, с. 195])

 Дымка

Думается, что свойство поднятых здесь вопросов не уменьшает их количества, но в самой работе языка содержатся потенции нового. По Гумбольту, язык – это деятельность, содержащая в себе возможность новых смыслов, а само движение к истине становится важнее того, к чему движешься, поскольку то, к чему движешься, заведомо останется в дымке.

Нельзя ли хоть немного её развеять, вопросив небеса, что есть истина? – вслед за древними греками, их предшественниками и их наследниками. Задумаемся… и получим в ответ взаимоисключающее многоголосие, которое в сумме даст тишину.

 Истина

Потому что истина – это редкая бабочка, для ловли которой нужны особые сачки, специальный настрой и носители того и другого – для ловли, но не для поимки.

Если истина – это соответствие знаний действительности, то вопросы только умножатся: что есть знание, что такое действительность и как оценить соответствие? Впрочем, эти неопределённости и делают жизнь интересной. Разве не интересно, что от имени «соответствия» хватаются за оружие?

Истина – актриса: как «актеры не люди», так и истина прячется за видимостями.

«Истина – это то, что признаёт большинство». Но к моменту признания она превращается в массовое заблуждение. На нём со всеми удобствами устраиваются тираны и часть академиков, которых большинство признало, а потом забыло – вместе с их истинами.

Трудно отрицать истинность чувств голодного при виде хлеба и истинность страсти к противоположному полу – эволюция тебя не поймёт. Но в чём «соответствие» интимного виртуального общения, фальсифицированных выборов и продукта возгонки пшеничной браги – in vino veritas? А ведь на всём этом как на питательной среде множатся многие другие «истины».

Истинны ли удовольствие и счастье, если они опровергаются разочарованием и пустотой? Однако если наслаждение не входит в истинные цели жизни, то к чему оно, зачем искушения? Кто автор? И почему, в отличие от счастья, горе длится и после его пика? Откуда нарушение симметрии – может быть, горе более истинно, чем счастье? Зачем тогда на свадьбах желают менее истинного?

Истина справедлива лишь в том смысле, в каком способна предсказать проявления предмета, и лишь в той мере, в какой мы его понимаем. Значит, всякая истина – это только часть истины, что неприемлемо для «убеждённых» – марксистов, монархистов, монетаристов и перепостмодернистов.

 Таким образом

Таким образом, истина – это мост между конечным и бесконечным, сиюминутным и вечным. Достроен он не будет никогда, и это одна из тех немногих истин, опровергнуть которые трудно. Хотя бы потому, что нам с вами дан только этот берег.

А на этом берегу дар рождения не обещает счастья и гарантирует трагический финал, но универсальной эволюцией мы обречены на творчество. Интуитивное стремление к нему нам дорого и требует не «созерцания», а «делания». Нужны ли другие основания смысла жизни?

Литература

1. Азинцев С.Е. Фононы. Собрание сочинений: в 3-х т. Т. I. – Рязань: Пресса, 2006. – 368 с.
2. Айзенцон А.Е. Частный взгляд на историю. – М.; СПб.: Нестор-История, 2018. – 336 с.
3. Витгенштейн Л. Избранные работы. Логико-философский трактат. – М.: Издательский дом «Территория будущего», 2005. – 440 с.
4. Успенский В.А. Теорема Гёделя о неполноте. Theoretical Computer Science 130, 1994, pp. 273-238.
5. Мамардашвили М. Лекции по античной философии. – М.: Аграф, 2002. – 320 с.
6. Даль В. Пословицы русского народа, в 2-х т. – М.: Художественная литература, 1989. – Т.1, 431 с. – с.183.
7. Таранов П.С. Философская афористика. М.: Остожье, 1996. – 575 с.
8. Гаспаров М. Записи и выписки. – М.: Новое литературное обозрение, 2001. – 416 с.