Гоар Рштуни | Деревенский Амбо

В дом селянина Амбо пришла нежданная война.

Амбо был младшим у Торгома и Маро. Аккурат в праздник Джангюлума у бедной Маро начались схватки, будто нельзя было немного обождать. Так и назвали сына Амбарцумом. Вознесенье, что ли.

А из старших братьев в селе никто не остался. Никакой жизни в селе не было, кроме палящего солнца, требовательной земли и бесконечного труда с раннего утра до поздней ночи.

Братья сказали, что городская жизнь удобнее для человека. Встаёшь вовремя. Вовремя возвращаешься домой, а всего остального в магазине полно. За дождь небесам не молишься, даже не нравится этот дождь, а кому он понравится, когда весь асфальт в воде, реки текут! А уж града совсем нечего бояться! Ну, машину может покорежить, так ведь такой град в городе редкость, а нормальные горожане машины в гаражах держат.

У армян младший сын остаётся с родителями, и Амбарцум тоже с ними жить остался. А в селе его давно начали звать «деревенский Амбо». Сами знаете, почему. Родители довольно рано «отрезали ему ухо», женили по-нашему. Привели в дом невестку, не девушку, а золото, по имени Бриллиант, дома – просто Бро.

Когда Амбо служил в армии, как лучшему и меткому стрелку вручили ему награду. Но только по мишеням в тире и знал стрелять, В те времена кроме Америки других врагов у нас не было, да и то – где мы, где Америка, из ружья не постреляешь…

Когда в город пришла новая напасть – начались митинги, деревенский Амбо попросил старшего брата, который уже городским считался:

– Езник джан, когда в этот раз революцию будете делать, немного земли для сельчан устройте. И впридачу немного скотинки не мешало бы.

Амбо был уверен, что в городе лучше знают, что делать. Он привык к сельским порядкам, когда председатель с ними считался, но тот всё равно плясал под райкомовскую дудку, будь они все неладны.

Сыновья Амбо землю чтили, как и он сам, и отца не оставили одного, в город не сбежали. Дорога к школе особо их не привлекала, видно, когда повитуха отрезала пупок, школа была в другом селе и пупок бросили по дороге в поле. Вот и выросли так, что земля и скотинка им больше нравились.

Чуть спустя после всех этих митингов многих партийных погнали, всё, что было в их руках, отобрали, или между собой поделили, кто их знает, группкам дали новые партийные имена, стали грызться между собой. А сельчанам выделили немного земли для пахоты.

Вечером Амбо сел под деревом у дома и пожаловался односельчанам:

– А скотинке сена надо, корм-морм. Машина нужна, бензин-мензин. А эти полтора гектара засеять надо да вспахать, трактор не нужен? Солярка-молярка опять же… А это кто даст?

Сельские старики покачали головой и хмыкнули:

– Ай Амбо, бесплатно землю раздали, пусть хоть солярка от тебя будет!

– Это почему же бесплатно, Мукуч бидза? А дед мой почему против немца воевал, почему в Сибирь погнали?

– Ай Амбо, вот наши деды и были виноваты, если хочешь знать! Кто знал про эту Сибирь? Пошли туда и не вернулись…

А один, который в русской истории был более сведущим, прошепелявил:

– Эти русские сколько были, столько и Сибирь была…

Но старикам можешь что-то вразумить? Дед Амбо хотел бы оттуда вернуться, пустили?

Только после Того подохнувшего, который сдох наконец, у всех глаза раскрылись, и язык наконец расправился.

Но теперь уже по своей воле в Сибирь уезжают. Татарья, Башкирья.. это тебе не Сибирь? Даже хуже, чем Сибирь, турочьи страны! Когда-нибудь маски свои сорвут, что ни говория, а турок турком остаётся!

Амбо пришёл домой, вдул в себя мацунный суп со свежим тонирным лавашем и молвил:

– Бро! Столько земли без трактора вспахать не сможем! Тот век прошёл, с волами да быками! Давай Торика пошлём в город, на строительстве с Езником поработает, денег на трактор наберём.

– Ваай, ослепнуть мне! Если мой ненаглядный в город попадёт, кто оттуда, из этого окаянного города возвращается? Говорят, сейчас там никто не работает, бастовки кругом, с утра собираются на площади, кричат – галдят, ручные радио в руках, речи произносят. Мой ребёнок ни речи толкать не умеет, ни места нет в доме твоего брата, там одна комната, шесть человек засунуто… Верни им эту землю назад, на нашу голову эту землю и скотинку раздали… Не будем же их голодными держать!

– Слушай, Бро! Имя твоё Бриллиант, а в голове даже на копейку ума нет! Еле в руки гектар да две коровы попали. Я по ночам трактор Гехама попрошу, буду пахать, утром отвезу. А сено купим, как мы раньше комбикорм покупали? Лишь бы тархун в этом году уродился…

И Амбо при этих словах, хотя богу особо не верил, а попам и подавно, с надеждой посмотрел на небо.

Два-три года пролетели, как две-три недели, деревенские чуть-чуть разбогатели. Амбо и газ уже хотел провести в дом, расширить старый хлев, но от тех митингов увернуться не смог, они сами в дом пришли. Старший, только – только окончив школу, сказал отцу:

– Пап, поеду в Карабах, ребятам помочь надо, повоюю немного, к жатве вернусь.

Но не сам он вернулся. Чёрным днём в чёрной машине привезли старшего в дом Амбо, ещё двух соколов похоронили в деревне. Амбо зашёл за хлев, чтоб люди не увидели его слёз, сидел, обхватив голову, а на сочувственные взгляды отвечал:

– Да ведь они тоже армяне, там тоже Армения, наша земля…

Сороковины ещё не прошли, а средний утром, сдав коров местному пастуху Исо, вошёл в ацатун , где мать пекла хлеб, и сказал:

– Адэ, ребята, Торикины друзья, весточку прислали оттуда. Надо подставить плечо.

А ведь бедняга Амбо в той стране, что была тоже Арменией, ни разу не бывал, да и толком о ней прежде не слыхал. Разве так далеко ездили торговать? Его место было на городском рынке, а сейчас прямо со двора увозят покупатели… А что до телевизора или радио, так они только вести про Москву и Ереван передавали, про их родную деревню ни разу не вспомнили.

– Ах, балам, сынок… видно, с тобой мне придётся поехать. Хоть увижу, что там творится…

Дом и скотину оставили на Бро и младших сыновей, с утра пустились в путь, в Карабах.

Амбо из маленького лорийского села был потрясён увиденным уже в дороге до Гориса, проехали через Лачин, горы там имели несколько другие очертания. Одна гора за другой в тумане сливались в одну линию, а потом и вовсе пропадали… Вокруг всё было непривычно, а язык и вовсе малопонятен.

Ничего он не понял из их разговора между собой, но с ним говорили на привычном армянском:

– Дядь, ты будь спокоен. На этот раз у нас такой командир, до Баку должны дойти!

Да кто их пустил, чтоб до Баку? Схватили за руки, ноги связали, не дали до конца победу испить, собаки всего мира опять нашу судьбу в свои руки взяли, тоже мне, старшим братом прикидывались, а предал, ведь предал же!

Впрочем, об этом Амбо давно догадывался, наслушавшись рассказов об этой войне. Побыл немного, домой захотел, дел во дворе много…

Но война закончилась. Сын ещё немного остался там, и написал в деревню:

– Адэ джан, тут на границе опытные люди нужны, не можем ведь оставить границу бесхозной! Мне ничего не посылайте, всё хорошо, всего полно, даже я смогу вам помочь, если надо.

Прислал деньги на «провести газ», купили строительный материал для нового тёплого хлева, а Бро тайком плакала и оправдывалась перед соседями:

– Ну, не в Русастан же поехал, там тоже ведь Армения, русскую в дом не приведёт, слава богу, да и мало моему Айко осталось отслужить!

Однако и опытный стрелок Айко своим ходом домой не дошёл.

Пуля азерского снайпера настигла его, когда он всего на секунду высунулся из окопов. Адэ рвала на себе волосы, А крик её носился по деревне, эхом отдаваясь по ущелью. Почерневшие от горя сельчане пытались утешить безутешного отца:

– Хорошо, что хоть двое остались, а вот давеча у Атанесенц Мко единственного сына похоронили…

Помутневшими глазами глядел Амбо на застольников, чёрными от ветра, солнца и земли руками обхватил голову и крепко сжимал, чтоб не лопнула.

А бедная, прежде крепкая Бро не выдержала первое горе вместе со вторым, до весны угасла, и что было делать бедняге Амбарцуму в деревне?

Что-то обрушилась в доме Амбо. Он понял, что и этих сыновей не удержит, другая сила уже погнала бы их туда, страшная сила, которая зовётся местью…

Продал и скотину, и машину совсем за гроши уступил соседу, крестного призвал тот гектар беречь, сделал камень на могиле Бро и сыновей. Остальные деньги спрятал в кармане, взял двоих оставшихся сыновей и своим ходом отбыл в армию. Прямиком в Карабах.

Выучил названия прежде незнакомых сёл и городов, уже хорошо понимал язык карабахца. А каким образом он получил оружие и как попал в армию, лишь он один и мог рассказать, да молчал.

А что, чуть больше сорока ему было, с ружьём он кружил по приграничным сёлам, целился в огонёк сигарет на той стороне. Когда младшие сыновья отслужили в армии, на его личном счету было более 50-и результатов мести. Но кто их считал, кто учитывал вой и скорбь ИХ матерей! Они разрушили ЕГО дом, разрушили и сломали сотни и сотни судеб и семей…

И в один из тихих майских вечеров сказали сыновья отцу:

– Пап, мы хотим уехать в Русастан. Твои братья давно ведь там, зовут нас, говорят, поможем со всем, даже дом построить, там легче…

Сердце Амбо сжалось от невыносимых мыслей, не ожидал услышать такое от сыновей. Разве для этого они воевали, мучились, мёрзли, чтоб уехать в другую страну?

– Пап, да не останемся мы там, немного поработаем, денег наберём и вернёмся. Пока здесь станет немного лучше.

Амбо проводил сыновей, вернулся домой, но уже что это был за дом? Без жены, без сыновей… Тех двоих предали земле, эти двое отправились в чужую сторону. Разве они вернутся? Амбо зашагал за околицу, подошёл к могиле Бро, сел на камень и спросил:

– Бро джан, видно, и мне придётся в Русастан отправиться, мои братья и сыновья уже там. Что скажешь? Эта война отобрала наших сыновей у нашей земли, на другую землю пришлось уйти. А оттуда, если русских девушек в жёны возьмут, уже не вернутся. И что мне тут одному делать, скажи? Без тебя, без них…

Ничего Бро не ответила, а что она могла сказать? Она была рядом со своими двумя сыновьями, нашла своё место, уже устроилась. А ему ещё мыкаться по чужим краям…

Амбо вытер скупые слёзы, и еле слышным шепотом, и сам не зная, то ли молвил, то ли подумал:

– Бро джан, если и я уеду, глядишь, там на русской женюсь, где мне такую среди армян найти… ты уж… не обессудь…

Гоар Рштуни

Фото автора