Борис ВОЛЬФСОН | Cтихи с эпиграфами из Рильке

Райнер Мария Рильке, рисунок Эмиля Орлика (1917)

СТИХИ С ЭПИГРАФАМИ ИЗ РИЛЬКЕ

Борис Вольфсон: «В декабре 2022 года ростовский поэт Ольга Андреева подстрочно перевела с немецкого двадцать два лирических стихотворения Райнера Марии Рильке и два небольших фрагмента из его произведений в прозе. Мой стихотворный цикл написан по мотивам этих переводов, строчки из которых я использовал в качестве эпиграфов».

ВСТУПЛЕНИЕ

Перевожу лирический стишок
и щёлкаю по кнопкам на планшете,
как будто перебрался в затишок,
война же где-то на другой планете.

В моей квартире и тепло, и свет,
и кран с водопроводною водою,
и можно жить, как будто горя нет,
и даже пребывать в ладу с собою.

Мне нравится уютный кабинет,
словарь, подстрочник, ласковый сонет −
моя игра в замри-умри-воскресни…

Но за стеной беда и кровь − война, −
и знаю, в этом есть моя вина,
и перевод не ладится, хоть тресни.

1.

Тебе не нужно понимать жизнь,
тогда она станет похожа на праздник.
Райнер Мария Рильке

Жизнь водит за нос, и дурачит нас, и дразнит,
скорей подружка, чем заботливая мать.
Но если хочешь, чтоб была она как праздник,
её ты даже не пытайся понимать.

Привстань на цыпочки и, как малыш спросонок,
солому вытряхнув из спутанных волос,
ты к ней прислушайся – и будет голос звонок,
но что поёт она, не принимай всерьёз.

Украсив голову цветами полевыми,
жизнь, как пчела, гудит и собирает мёд.
Беги вдогонку, можешь сам придумать имя, −
она откликнется, она тебя поймёт.

2.

Положи свою тень на солнечные часы…
Райнер Мария Рильке

Хотя и неподъёмно это бремя,
мгновение не взвесишь на весах.
Тень облака на солнечных часах,
стирая, останавливает время.

На циферблате, словно на тарелке,
она лежит, не оставляя след.
Но тень прогонит ветер, яркий свет
вернёт подвижность треугольной стрелке.

И всё же пропитаться летним жаром
ещё успеет тёмное вино.
И только нас на свете нет давно, −
часы не наблюдая, лёгким паром
летим мы, с облаками заодно.

3.

…и я подумал, что нас захлестнула
волна осуществления.
Райнер Мария Рильке. Из письма к матери.

Замёрзшее оконное стекло, и
весёлый треск в печи сосновых дров,
и смешанный с конфетным запах хвои,
и подвенечный ёлочный покров.

Хрустальный шар, вернувшийся из детства,
как средоточье сказочных картин,
когда глядишь − не можешь наглядеться
на эту мишуру и серпантин.

Хор голосов и голос мамин – соло,
и счастья дар переполняет грудь,
как будто ты накрыт волной весёлой −
так, что не можешь, кажется, вздохнуть.

И щучье исполняется веленье,
но только в детстве, дальше − всё трудней…
Существованье и осуществленье
тех дивных лет, тех быстротечных дней.

4.

Высокие ели хрипло дышат
в зимнем снегу…
Райнер Мария Рильке

Высокие поскрипывают ели,
как будто хрипло выдыхают иней.
День теплится ещё, но еле-еле −
в снегу, и тишине, и дымке синей.

Скользят почти невидимые тени,
растут на ветках белые кристаллы.
Больничный сон простуженных растений
не потревожит путник запоздалый.

Но сосчитали ходики мгновенья,
а на столе остыла чашка чая.
И дым плывёт – сгоревшие поленья,
морозный вечер в вечность превращая.

5.

Что-то вошло в сад,
и калитка не скрипнула…
Райнер Мария Рильке

Вечерний сад был тих, как первый сон
и первый поцелуй, но прикоснуться
страшился я к тебе, чтоб не проснуться,
когда сердца стучали в унисон.

И не было, казалось, ни души
вокруг, лишь облаков висела груда.
Но ты шепнула тихо: − Не дыши,
прислушайся!.. − и в сад вступило чудо.

6.

И если ты не принимаешь моё сокровище,
можешь разбить его вдребезги.
Райнер Мария Рильке

Меня отвергла ты, как иноверца,
и, кажется, повисла в мире мгла,
когда в моё истерзанное сердце
ты, милая, поверить не смогла.

К твоим ногам я этот мячик бросил,
но ты его, увы, не подняла.
Меня, как лодку без руля и вёсел,
несла река и накрывала мгла.

А более прельстить тебя мне нечем, −
но свой палач, свой собственный Прокруст,
лишённый сердца, я не бессердечен,
куда страшнее − безнадёжно пуст.

Мир без тебя − сгустившаяся бездна,
постылый дар и горькое прощай.
Но об одном прошу я: безвозмездно
верни мне сердце, − нет, не возвращай!

7. АНГЕЛЫ

Тоска по греху иногда тревожит во сне
их бескрайние души.
Райнер Мария Рильке

Божьи ангелы забились под стреху,
будто голуби, а может, в них играя.
Говорят, они тоскуют по греху,
в остальном же души их не знают края.

В бормотанье их Благая весть слышна −
тихий шорох долгожданного отлива.
А порой, добыв небесного пшена,
эти голуби гуляют молчаливо.

Будто нотную тетрадку приоткрыв,
в ней находят музыкальный перерыв,
смысл которого понятен только птицам.

Вот вспорхнули и расправили крыла,
позабыв земные счёты и дела, −
так нули предпочитают единицам.

8. РОЖДЕНИЕ ХРИСТА

Из цикла «Жизнь Девы Марии»

Смотри, Бог, который гневался на народы,
смягчается и рождается в тебе.
Райнер Мария Рильке

В себе ощутив зарождение Бога,
сумела понять ты, что значит тревога
за это дитя и за тёмный народ,
за сирых апостолов и за Пилата,
за мир, для которого слово «расплата» −
всего лишь в торговых делах оборот.

Младенец глядел на тебя из пелёнок −
чтоб крикнуть, Ему не хватало силёнок −
песчинка и нового мира кристалл…
Однако, пройдя через все измеренья,
вобрав их и миг повторяя творенья,
Он вскоре уснул, потому что устал.

И были, явившись к тебе, безрассудны
волхвы, а дары их роскошны и скудны,
и сыщики Ирода шли по следам,
Иуду уже поджидала осина,
и жребий был брошен. Ты нянчила сына,
чтоб пастыря дать человечьим стадам.

Он спал на груди твоей, тёплый комочек.
Но что-то зависит и от одиночек,
хотя это массе людской невдомёк.
А в сердце смешались тревога и радость,
горчайшая горечь и сладкая сладость,
и теплился в небе звезды уголёк…

9.

На какой инструмент мы натянуты?
У какого скрипача мы в руках?
О сладкая песня.
Райнер Мария Рильке

Послушай, о сладкая песня моя!
Хочу я укрыть от тебя свою душу,
покинув стихию морскую, на сушу
её унести, от волнений тая.

В глубинах твоих зарождаясь, шторма
грозят опрокинуть мой утлый кораблик.
А песен твоих и скрипучих гидравлик,
Сирена, наслушался я задарма.

Но кто же, смычок направляя рукой,
тебя и меня задевает, как струны?
Какие волхвы и какие перуны
из нас извлекают мотив колдовской?

Какая же скрипка роднит нас с тобой
и струнам звучать не даёт вразнобой?

10. СКАЗКА О ЛУНЕ И ОБЛАКЕ

Как желто-золотая дыня,
большая Луна лежала в траве…
Райнер Мария Рильке

День угасал, как сонная волна
в реке и колебанья в камертоне.
И жёлтой дыней полная луна
ждала гостей на травянистом склоне.

Но облако, придя издалека
косматым зверем сумрачной долины,
луне вцепилось в жёлтые бока
и откусило больше половины.

Луны же золочёная блесна,
взлетела, отделившись от грузила,
и вновь была цела и спасена,
хотя ей ничего и не грозило.

Она плыла, лучиста и кругла,
и недоступна облаку была.

11.

Я дома между днём и сном.
Там, где спят разгоряченные спешкой дети…
Райнер Мария Рильке

Реальность ирреальна, но она
нам в полуощущениях дана…

Днём дети спят, устав от беготни,
и сонным мёдом наполняют соты.
Но взрослые погружены в заботы,
им кажется, что бодрствуют они.

Но нет атлантов, нет кариатид,
все петухи давно попали в ощип,
и липа, что листвою шелестит, −
так ли тверда кора её на ощупь?

В клубящихся дымах висит топор,
в морском сиянье тонет пароходик,
и мир, лишённый видимых опор,
колеблется и из-под ног уходит.

Мы движемся, но цели не ясны,
а пароходик предназначен минам.
И кажется, реальны только сны −
те, детские, − но снятся не они нам.

12.

…как если бы я плакал под дождем
и капли меня медленно меняли.
Райнер Мария Рильке

Тебе не изменяю − изменяю
тебя − прикосновеньем, взглядом, словом −
и не могу узнать: едва коснувшись,
едва взглянув, едва припомнив имя
и изменив − нет, не тебе − тебя,
я изменяюсь сам. Всегда иные,
мы каждый раз должны влюбляться снова
друг в друга − с полуслова, полувзгляда −
и, прикоснувшись, снова забывать,
терять, теряться, пропадать из вида.
Такие одинокие, в чужом,
меняющем, меняющемся мире,
друг друга принимаем мы на веру.
Нам больше ничего не остается,
как верить, каждой клеткой прорастая
в тебе, во мне, в том самом первом взгляде,
с которого я вновь в тебя влюбляюсь
и, знаю, ты влюбляешься в меня.
Летит Земля, нас унося от прежних
прикосновений, взглядов, объяснений,
от прежних нас. Но в призрачном мерцанье
погасших звёзд и тех, чей путь лишь начат,
есть ты и я, мы веруем друг в друга…
И этого уже не изменить.

13.

…и какая-то ель догадывается, что скоро
предстанет в блеске рождественских огней.
Райнер Мария Рильке

Декабрьский день, как уголёк, потух,
в сугробах утонул лиловый вечер.
Отару белых хлопьев, как пастух,
спасая от волков, сгоняет ветер.

В пурге никак не различить звезды,
и тщетно ждёт волхвов с дарами ельник.
Он весь − предощущение беды
и торжества посмертного в Сочельник.

Встречать своих губителей добром
велит стокгольмский, кажется, синдром, −
но слов таких не выучили ели.

Они в снегу похожи на ежат,
над ними на прощание кружат
холодные декабрьские метели.

14.

…в сердцах, погруженных в мечты,
возникает вера,
которая тихо творит чудеса.
Райнер Мария Рильке

Мороз, полнолунье, серебряным светом
облиты сугробы − привет декабрю.
Вновь ищут Младенца волхвы по приметам,
известным лишь им, но не злому царю.

Бродить здесь гораздо приятнее летом,
но зря ли Звезда подмигнула: горю?
Так ищут вопросы к готовым ответам,
так юную деву ведут к алтарю.

Сердца наполняются ангельским пеньем,
дорога трудна, запастись бы терпеньем,
себе повторяя, мол, не прекословь.

А в небе бездонном алмазно и звёздно.
Он снова родится – не рано, не поздно,
а в срок, когда это подскажет любовь.

15. ЖАЛОБА

В те годы, когда все мы были детьми,
склонность к одиночеству была нам приятна…
Райнер Мария Рильке

В те годы, когда был я юн и несмел,
мне жизнь представлялась гигантской интригой,
проникнуть в которую я не умел
иначе чем вместе с любимою книгой.

Скучая в компании шумных друзей
и не уделяя вниманья подругам,
бродил я, не видя ни зги, ротозей,
самим же собою очерченным кругом.

Со временем стал я похож на других
и выучил формулы истин нагих.
Но к тем, что умеют скрывать свои лики,

хотел бы я вновь одиноко брести,
а может быть, на плоскодонке грести,
весло погружая в их книжные блики.

16.

С тех пор, как мой ангел
больше не охраняет меня…
Райнер Мария Рильке

С тех пор, как мой ангел покинул меня,
кого он хранит, заслоняя крылами,
какими насущными занят делами,
куда по сугробам бредёт, семеня?

С кем греется зимней порой у огня,
с какими бродягами роется в хламе
и как успевает своими крылами,
мой ангел-хранитель, навеки родня,
укрыть от студёной зимы и меня?

17.

Я хотел бы подарить тебе…
из моего дня − воспоминание о тебе
и мечту из моей ночи.
Райнер Мария Рильке

Приснятся ночью мне иные лица −
они сидят, как буквы на трубе.
Но лишь с тобой смогу я поделиться
дневным воспоминаньем о тебе.

Все буквы упадут − и оголится
труба, и не сыскать ни А, ни Б.
Ни с кем иным не стану я делиться
дневным воспоминаньем о тебе.

Но как спастись нам на трубе железной,
мой в сновиденьях обретённый друг?
Тебя я удержать смогу над бездной,
и ты меня не выронишь из рук.

Пусть, закрывая небо голубое,
клубится над трубой лиловый дым,
мы, как во сне, обнимемся с тобою
и на трубе высокой усидим.

18.

…я хочу тихо выскользнуть
из шумного круга…
Райнер Мария Рильке

Когда прогонит злая вьюга
всех, у кого есть дом, домой,
хотел бы выйти я из круга,
давно очерченного мной.

Всего лишь потеплей одеться,
уйти и не страшиться вьюг −
в печаль и нежность, словно в детство…
Идём со мною, милый друг!

19. КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Когда я потеряю тебя,
сможешь ли ты спать без моего шёпота?..
Райнер Мария Рильке

Однажды, когда я тебя потеряю,
волчка́ опасаясь, пожалуйста, с краю
ты спать не ложись: как иголку в стогу,
тебя потеряв, не спасу я от стужи
и зверя и даже замёрзшие лужи
дыханьем своим растопить не смогу.

А помнишь, когда-то мы были краями
бескрайней любви, и, как ива, ветвями
тебя укрывал я, но нынче волчок,
меня оттеснив, подбирается ближе, −
он, может быть, даже сначала оближет,
но после укусит тебя за бочок.

Усни, моя милая, баюшки-баю!
Что делать, волчку я тебя уступаю,
перину, как снег, положив на кровать.
Но всё-таки с краю ложиться не нужно,
особенно если морозно и вьюжно,
и некому больше тебя укрывать.

20.

Позвольте моему сиянию проникнуть
в ваше существование:
О, тёмные взоры,
тёмные сердца, ночные судьбы…
Райнер Мария Рильке

В Начале было Слово, но до Слова
Ничто, оно же Нечто, взорвалось, −
и родилась Вселенная – Колосс, −
но как же непрочна его основа!

Галактики текли небесным млеком,
а на Земле, чтоб подвести итог,
из девственного лона вышел Бог,
решивший стать на время человеком.

Не волк в овечьей шкуре, Божество
под кожей неумытого бродяги.
Все горные вершины и овраги
познали ноги лёгкие его.

Он говорил с народом о любви,
о том, что мир и сложен, и прекрасен,
но если не ценить его, опасен −
сгорит, как ты его ни назови.

Потом он совершил смертельный трюк
с крестом и воскрешением из мёртвых,
чтоб убедить заблудших и упёртых,
и даже не скрывал пробитых рук.

Потом исчез − да так, что даже след
растаял от нечаянного галса.
И только к тем, кто на Земле остался,
из дырочек в кистях струился свет.

Потом, как рыбаки, явились те −
специалисты сумрачного лова…
Свет угасал, но оставалось Слово,
оно-то и светило в темноте.

21. МОЙ АНГЕЛ

Я долго не отпускал своего ангела,
и он обмяк у меня на руках
и стал маленьким, а я стал большим…
Райнер Мария Рильке

С младенческих дней до моих стариковских седин,
мой маленький ангел, до этого самого дня
ты был со мной рядом, а нынче покинул меня,
сказав на прощанье, что я у тебя не один.

Но нынче в заботах твоих я нуждаюсь вдвойне,
мой маленький ангел, ведь раньше ты всё успевал.
Но ты отвечаешь, что дел неотложных завал
и больше нельзя на поддержку рассчитывать мне.

Мой маленький ангел, я вырос и сделался сед,
хранимый тобою, а ты, как и прежде, малыш.
Пора поменяться ролями, хотел бы я лишь
быть рядом с тобою, тебя защищая от бед.

Хотя бы на годик, ведь я не прошу, чтоб в веках…
Но ты отвечаешь: оставь, за собой посмотри.
Но ты возражаешь: я понял тебя, не хитри.
И крыльями машешь, и таешь в седых облаках.

22. ОНА ЗВАЛАСЬ МАРИЕЙ

…тогда она знает: жизнь чужая и далекая, −
и складывает стареющие руки.
Райнер Мария Рильке

Она звалась Марией, а не Евой
и, будучи наивной юной девой,
не знала, как сплетаются тела.
Женою став, всё та же недотрога,
она однажды понесла от Бога
и, страсти не изведав, родила.

Она почти не испытала боли
и только привыкала к новой роли,
но муж был рядом, молчалив и сед.
Она же, ощущая, что сначала
Творенье вновь свершается, качала
Младенца как новорождённый свет.

Звезда в дверях стояла, будто в раме,
потом явились странники с дарами,
но не посмели с ней заговорить.
А Время колыхалось, как трясина,
и у неё отнять грозило Сына −
затем лишь, чтобы Миру подарить.

Тем временем Судьба вскрывала коды,
суля ей пережить Его на годы,
но, прижимая дитятко к груди,
Мария знала, что придёт усталость,
и что, стирая боль, наступит старость, −
а после Вечность ждёт их впереди.

23.

…и мы улыбаемся, и вслушиваемся, и ждём,
и не задаёмся вопросом, кого…
Райнер Мария Рильке

Я погружаюсь в мир эфирных тел,
где нити наших дней свивают Парки.
Как будто тихий ангел пролетел
над липовой аллеей в старом парке.

Двоясь, скользит по зеркалу пруда
воспоминаний белокрылых стая.
И лилии всплывают, как тогда,
из тёмных вод беззвучно прорастая.

И, кажется, вернулись эти дни,
наполнившись простыми чудесами.
И мы с тобою здесь совсем одни,
и снова ждём – чего? – не знаем сами…

24.

…и глаза всех детей становятся большими,
и всё женское становится материнским…
Райнер Мария Рильке

Ты хочешь приобщиться к Рождеству?
Но ощутить ты должен для начала,
что рядом нет знакомого причала,
а время расползается по шву.

И сшить его ты должен, как игла,
а может быть, космическая шлюпка,
чтоб снова в клюве ветвь несла голубка
и чтобы донести её смогла.

Чтоб, уменьшаясь, сделалась Земля
похожей на цветной и мглистый мячик,
когда, как свет Звезды, родится мальчик
в хлеву, как в звёздном трюме корабля.

Чтоб до утра не остывала печь,
всё женское предстало материнским,
и чтоб еврейским, греческим, латинским
ты овладел, забыв родную речь.

Чтоб чудеса случились наяву,
и ночь, над миром крылья простирая,
открыла на мгновенье двери Рая…
Ты хочешь приобщиться к Рождеству?

25.

Они друг с другом срослись,
как тени…
Райнер Мария Рильке

Когда тела сближаются, их тени
срастаются, но жаркие тела
не могут стать подобием растений,
которые сжигает свет дотла.
Их отделяют шаткие ступени,
пройти бы по которым не смогла
душа, но свет преображает тени,
когда почти срастаются тела.
Единое и странное растенье,
оно обзавелось единой тенью,
которая сама рождает свет.
А души бестелесны и незримы,
они летят, как лёгкие нейтрино,
и на земле не оставляют след.

© Борис Вольфсон

1 – 24 декабря 2022 г., 2 марта 2023г