Мужская солидарность
Первый в жизни урок мужской солидарности я получил, кажется, в возрасте лет четырех. Уже и не упомню, куда и откуда был я влеком взвинченной и раздраженной моей матушкой и в чем именно выражалось мое непослушание, но только было мне сообщено, что, если я немедленно не начну слушаться и делать то, что велит мама – меня сейчас же отдадут во-он тому дяденьке-милиционеру. Дяденька-милиционер, в дореформенной еще темно-синей форме, действительно внушительных габаритов, удачно нарисовался рядом.
Поскольку физиономия моя, очевидно, выразила явный скептицизм и неверие в реальность подобной угрозы, матушка громко обратилась к милиционеру и, отчаянно ему подмигивая, попросила забрать непослушного меня. Немолодой милиционер, добродушный, как все рослые мужики, сходу просек ситуацию. Но вместо того, чтобы подыграть матушке и подтвердить, что вот прямо сейчас заберет меня с собой, если я не раскаюсь на месте и не начну слушаться маму – сообщил ей, что советский милиционер есть первый друг, товарищ, брат и защитник советских же детей, после чего сделал матушке выговор за то, что она так непедагогично воспитывает ребенка в страхе перед родной советской милицией. Вместо того, чтобы…
Закончив внушение, милиционер, в свою очередь, подмигнул мне и, ухмыльнувшись, пошел дальше по милицейским своим делам. А матушка, ошалевшая от неожиданной развязки и раздосадованная провалом всей операции, молча повлекла меня дальше. Я так же молча поспевал за ней, внутренне ликуя, но дальновидно скрывая свое ликование…
Прошли годы. Этот милиционер и урок мужской солидарности, полученный от него, остались со мной на всю жизнь. Вспоминая эту историю, я, уже взрослый, думал, что в подобной ситуации и мне следует выступить не хуже – дабы передать эстафету следующим поколениям.
Правда, не состоялось: детей мною так никогда и не пугали…
Как человек пытался уйти от своей судьбы, и как судьба его настигла
Был у меня в юные годы знакомый. Китаист. То есть закончил он восточный факультет Ленинградского университета, китайское отделение. Китайский знал, как родной, жил себе в своем средневековом Китае среди близких по духу людей, читал себе Лао Цзы и Конфуция в подлиннике и в советскую реальность выныривал исключительно по крайней необходимости.
Благо, в быту был человеком крайне неприхотливым, как и положено правильному даосу. Но годы это были – шестидесятые, и у Советского Союза тогда сильно испортились отношения с китайскими братьями. Не с даосами, а с коммунистами. Культурная революция, хунвейбины и т.п…
А военно-учетная специальность (ВУС) в военном билете у нашего китаиста была записана соответствующая: военный переводчик с китайского. А кто ж еще? Обстановка на Дальнем Востоке нагнеталась, как писали в газетах, и стал парень всерьез опасаться, что как только – так сразу… погоны ему на плечи – и за Амур. Человек он был, как я уже заметил, совершенно цивильный, и перспектива сия очень его не радовала.
Пришлось ему в очередной раз выйти из сумрака и начать делать разные телодвижения, чтобы участи военной избежать. А телодвижения были простые: найти нужного человечка в Горвоенкомате и за положенную мзду поменять запись в военном билете. Ну, и в соответствующем реестре, естественно.
Человечка правильного нашел – народ помог. Сошлись в цене. Денег собрал-одолжил. Дело за малым – что в военном билете писать? Поскольку проходил он по всем спискам , как военный переводчик, – а полностью переписать специальность уже других денег стоило, да и без надобности. Проще язык поменять, китайский-недружественный, на какой другой – политически безопасный. Китаист наш, – забыл сказать, – был не просто китаист, а китаист-полиглот, то есть помимо родного китайского выучил играючи за свою недолгую жизнь еще энное количество языков. Способный очень был, бедолага. Так вот, из всех своих языков, живых и мертвых, выбрал он самый что ни на есть безопасный – чешский. Братская страна, родной соцлагерь – какие могут быть вопросы? И записали его – военным переводчиком с чешского языка, чему был он немало рад, понятное дело. И даже устроил по этому поводу некоторую вечеринку с возлияниями, на которой народ радостно отмечал его малую, но все-таки – победу, – над родной Советской властью.
Поскольку любая успешная наебка Родины в те далекие годы – не могла не радовать.
Да вот только год это был – 1967. Юбилейный. А в 1968-м, кто помнит, — вошли советские войска в братскую Чехословакию, спасать социализм по просьбе трудящихся. Чешских и словацких. А в первых рядах, сами понимаете, – наш китаист. Которому, естественно, погоны на плечи, – и на Влтаву. Заместо Амура. И который сделал все это своими руками, — да еще заплатил за это немалые деньги. В долги влез. Судьба ему была такая… А от судьбы – не уйдешь.
Телохранитель
Боевуха последние годы кормит плохо… Подрабатываю «дядькой» у мелкого. Семь лет, первый класс. Отвожу в школу, из школы, решаю все школьные вопросы, – ну, и тренирую, чтобы мужиком рос. Отца нет, мама – бизнесвумен, пашет с утра до вечера. Дома – бабушка старая, из которой он веревки вьет. И хамит не по-детски, если что. Мелкому мужской пример нужен и дисциплина. Гайки подкрутить. Этим и занимаюсь. А когда его со мной знакомили, объяснили парню, что я – его личный телохранитель. Чтобы не похитили его. Боевиков по теме он уже насмотрелся. Так что в школу гордый ходит. Одноклассников мамы-папы да бабушки-дедушки в школу водят, а его – телохранитель!
Встречаюсь в очередной раз с мамой-бизнесвумен. Хохочет-заливается. Сюжет. Работают у них в субботу два сантехника. Трубы меняют. Молодые, здоровые, хмурые мужики. Мелкий, проснувшись, их увидел и интересуется – кто такие? А мама возьми и скажи:
– А это – бабушкины телохранители. Они теперь все время дома будут. Если ты снова бабушку обидишь, они тебя накажут.
Пауза. Осмысливает. Потом – рыдания:
– Так нече-естно! У-у-у… Так нече-естно! У меня только один телохранитель, а у бабушки – два! И они молодые, а Юра старенький, ему с ними двумя не спра-а-виться-а-а!…
Пришлось маме мелкому объяснять, что Юра еще ничего, и с парой бабушкиных телохранителей вполне может разобраться. Хотя повозиться придется, конечно. Успокоился…
Хороший вечер
Вышел вечером прогуляться – погоды сейчас стоят замечательные. Прохожу через городской сад. На скамейке сидит компания мальчишек, тайманим – лет по 12-13, не старше. Естественно, с мобильниками в руках. Один, в наушниках, напевает – то ли подпевает певцу, которого слушает, то ли караоке поет. Что-то восточное, мизрахи – вроде Зоара Аргова или Шломи Шабата. Красиво так поет, со всеми модуляциями. Увидел, что я прислушался – улыбнулся и запел погромче, с выражением. Рыдающим голосом, как положено. Что-то про несчастную любовь. Мизрахи.
– Эх, – со вздохом говорю мальчишке, когда сделал он паузу в тайманских своих вокальных страданиях, – как я тебя понимаю!
Засмеялся мальчик, оценил, и остальные засмеялись. Стою и смеюсь вместе с ними – я, старый, все свои несчастные любови отлюбивший уже и отстрадавший, – и мальчишки, у которых все это еще впереди…
Хороший какой вечер…
Юрий Фридман-Сарид