Сергей Жуковский | Ангелы

– Дед? – высокий бородатый мужчина потеребил за рукав синего кителя худого седого старика. – А, дед? Давай присядем? На скамеечку… Сколько можно ходить?

Старик медленно снял фуражку с крылатой, блеснувшей на солнце золочёной кокардой и осторожно протёр испод околыша клетчатым носовым платком.

– Дед, ты, может, пить хочешь? – мужчина сунул руку в яркий полиэтиленовый мешок. – Вот, водичка… Без газа… Как ты любишь…

– Ишь, ты… – старик надел фуражку. – Строили, строили… В том году… В по за том… А зачем строили? Скажи мне, внучок… Что настроили-то? Театр – как театр… Каким был, таким и остался… Большим, то есть…

Мужчина посмотрел на здание Большого театра. Отвинтил пластмассовую пробочку бутылки. Сделал несколько больших глотков.

– Не будешь пить, дед?

Старик покачал головой.

– Э-эх… И гостиницу порушили… И сквер загадили… Руки бы поотры…

– Дед, дед… – внук, крякнув, нагнулся и поднял с тротуарной плитки скомканную обёртку от мороженого. – Обязательно нагибаться? Хочешь, чтобы голова закружилась? Упасть хочешь? В «скорую» загреметь? Вон… Аж две машины нагнали… По ваши души… Видишь: одна – у Малого стоит, а другая…

– На что урны им поставили? – старик поправил фуражку. – Чтобы – гадить? У себя дома, небось, не гадят… На ковры свои… А вышел из дома… И – давай: направо-налево… Господа, мать их… Свиньи, а не господа… Этим бы господам – по метле… Сроку – день… И чтобы весь город вылизали… Чтобы всё дерьмо за собой убрали…

– Дед… – улыбнулся мужчина. – Ну что ты разошёлся? Если бы каждого, кто…

– Поздравляем вас! – к мужчинам подскочила парочка загорелых весёлых девчушек. – С Днём Победы! Спасибо вам! С Праздником!

– Ух, ты! – старик едва не уронил букет больших колких алых роз. – Стрекозы… И – чёрные такие… Как – с югов…

– В солярии, наверно, загорают… – внук посмотрел вслед девушкам. – Или в Египте каком были… Хотя там тоже воюют сейчас… Идиоты… Что не поделили? В Африке своей… Фараоны в пирамидах… Переворачиваются, видать… От войны этой…

– В Африке воюют? – удивился старик. – Почто? Что они там, в Африке, не поделили? А кто с кем воюет? Негры с белыми – сызнова? Эти… Как – их? Кус… Кук… Которые – негров жгут? Миш?

Внук рассмеялся.

– Не-е-е… Те уже негров не жгут… Те все – вышли… Давно уже…

– Так – кто с кем? – старик пожал плечами. – Что-то я в толк не возьму… Жара… Море… Все прут туда… Как – чумные… Чего воевать-то? За какую идею воюют-то? Мишка?

Мужчина помолчал.

– Да, видать, там у всех – свои идеи… Сам чёрт там не разберёт – кто за что воюет… Кто – за власть, конечно… Кто – за нефть… Кто – против всех… Одного свергли… Другого поставили… Сейчас тоже свергать хотят… Мол, плохой… Был хорошим… А потом плохим стал… Кто их разберёт? Африканцев этих… К тому ж… И американцы туда влезли… Интересы, понимаешь ли, у них – там… Национальные… У них везде – интересы… Во Вьетнаме – интересы… В Ираке… В Афган потом полезли… Сначала мы там куролесили… Со своими интересами… Пацанов сотнями ложили… Теперь они своих под пули погнали… А – какого чёрта?

– Да-а-а… – старик прищурился. – Что-то я Стёпку Караваева не вижу… Он всегда, пострел… Всегда самый первый прикатывал… На такси… С форсом… Не иначе…

– Степан Кириллович?

– Он самый… – старик помолчал. – Каравай… Кого хочешь выбирай… Хрущ даже его не пожалел… Правильно! Зачем стране – летуны? Которые на своём горбу войну вытянули… Когда – у Хруща ракеты есть… Всех ракетами закидаем…Так и погнали Стёпку из армии… Майором… А ведь мог до маршала какого дослужиться… Самый молодой – из нас… И – везучий, чертяка… За три года – ни царапины… Хотя и сбивали… И горел… А сколько полегло наших? От Белоруссии – до Германии… Пожгли фрицы скольких… Поскидывали… В болота… В озёра… Да и машины сами – не сахар были… В бою рассыпались… Пушки клинило… Поднялось на задачу десять… Вернулось три… Семеро пацанов на небесах осталось… Мне даже снилось, что живы – они… Что воюют… Там… За – нас… За – души наши… С нечистью всякой… Как – ангелы, что ли… И хранят нас… Жизни наши земные берегут… От – погибели… От – скверны всякой… Чтобы – мы с чистым сердцем фрицев долбили… И – за себя… И – за них, павших… Смертью храбрых…

– С Днём Победы, дедушка! – голову мальчика лет десяти скрывал огромный букет ромашек.

– Венечка, Венечка! – полная розовая мамаша наклонилась к сыну. – Дари, дари дедушке цветы! И скажи «спасибо» дедушке! Венечка! Ну?!

– Спасибо… – пролепетал мальчик.

– Дед… – Миша локтем слегка подтолкнул старика. – Ну, цветы возьми… Тебе же – цветы…

– И тебе – спасибо, дорогой… – наклонился старик. – Что помнишь… Не забываешь… Что…

– Это вам – спасибо! – выпрямилась женщина. – Вам – спасибо! Огромное! За всё – спасибо! Будьте здоровыми! Не болейте! Живите долго!

– Мишка… – шепнул старик. – Цветы-то перехвати… А то уроню сейчас…

Мужчины осторожно принял букет.

– Вот… – старик аккуратно смахнул жёлтую цветочную пыльцу с синего обшлага кителя. – Поедешь в больницу – отцу вручишь… От меня… С праздником поздравишь… Понял? Мандарин купил? Не забыл?

– Не забыл… – Миша покосился на деда. – Нельзя ему мандарин… И вообще – цитрусовых… Ничего ему нельзя такого… Мать ему кашки жиденькой сварила… Рисовой… Бульончик куриный…

– Итит его в душу! – вдруг выругался старик. – Язвенник хренов! Меньше жрать надо! Помоев этих ваших! Только включишь телевизор, орут сразу: вермишель! Быстрая! Три минуты! Лимонад этот трескают! Из бутылей, что – бомбы-сотки! Йоги – всякие! С бактериями! Придумали же, умники! Бактерий туда сажать! Вот у людей потом – и язвы! И кишки заворачиваются! И поносит! По-всякому! От йогов ваших!

– Йогуртов… – улыбнулся Миша.

– Что? – повернулся старик.

– Йогуртов, говорю… – повторил мужчина.

– Ты вот посмотри, внучок! – оскалился старик. – Мне – девяносто в июле! Девяносто! Всю войну прошёл! От начала – до конца! После войны горбатился! И – на Северах! И – на заводах! А все зубы – при мне! Все – свои! И ногами своими хожу! И стопку-другую могу принять! И глаза ещё видят! Не всё, но видят! А почему?!

– Гены… – пожал плечами Миша.

– На хрена мне твои гены?! – старика поправил фуражку. – Гены! Придумали тоже! Гены! За гены сажали раньше! А теперь всё на гены валят! Можно! Разрешили! Везде у них – гены! Только о генах и квакают!

– Дед, ну что ты опять начи…

– А то, что ложил я на твои гены! Гены! Еду надо нормальную жрать! Не дерьмо это ваше! Из телевизоров… А – человеческую! Картоху! Огурцы! Сало! Яблоки! Свои же яблони растут! На даче! Три – целых! Так нет! Мать твоя их – на сок! Жевать лень?! Зубов нет?! Так и не будет скоро! За ненадобностью! Чтобы эти йоги паршивые глотать, зубов не требуется!

Невдалеке застонала мехами гармонь, выдохнула быстрый звучный перебор, и хрипловатый мужской голос запел:

– Однажды вечером, вечером, вечером,
когда пилотам, скажем прямо, делать нечего,
мы приземлимся за столом,
поговорим о том, о сём
и нашу песенку любимую споём…

И тут же несколько звонких женских голосов подхватило:

– Пора в путь-дорогу,
дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идём,
над милым порогом
качну серебряным тебе крылом…

Старик заулыбался.

– Девчонки… Из 2-й дивизиона… ПВО… Сначала семь их было… Потом – пять… А нынче… И вовсе – две… Столько «мессеров» пожгли… И – «лапчатых»… А были ж – пичужки желторотые… Из-за парты… И – к зениткам… Что-то я морячка нашего… Юрия Михайловича не вижу… Он первый всегда зачин давал… На трёхрядке своей… Армейской – ещё… Помер, что ли?

– А вы с Караваевым… – внук помолчал. – Вы со Степаном Кирилловичем созванивались в этом году? Разговаривали? Он, по-прежнему, в Харькове живёт? У сынов?

– А где же ему жить? – старик пожевал губами. – В Америке этой проклятой, что ли? Куда его младшая рванула? С мужиком своим… За –деньгой длинной… Как жил, так и живёт… У Матвея… Здоровый такой парень вымахал… Под потолок… Инженер… В Харькове… А что? Хороший город… Я к Стёпке ещё в восьмидесятых летал… Забыл? А потом… Как хрень эта началась… Как эсэсэсэра не стало… Подлюки всякие повылазили… Бендеровцы недобитые… Шваль хохляцкая… Э-эх…

Старик сплюнул и медленно затёр плевок подошвой чёрной туфли.

– Такую страну просрать… Мы её, понимаешь, поднимали… От фрицев отбили… Отстроили заново… Из руин возвели… Уважать заставили… Бояться научили… Капиталистов всяких… А они к власти пришли… И всё просрали… Палец о палец не ударили… Чтобы людям дать… Чтобы хлеб рос… Чтобы достаток был… Бах! И нет страны! И никому на нас войной идти не надо! Сами себя победили! Самих себя подорвали! Изнутри!

– Дед…

– Что – дед?! – старик гневно блеснул глазами. – Раздедкался! На этих ваших «купи-продай» будущее не построишь! А продать можно! Недра! Землю! Леса! Всё! Всех! С потрохами! За милую душу! Фрицам – тем же! Американцам! Продаться! За – пайку! За – трусы девкам! И жить припеваючи! Жвачку их поганую лопать! И радоваться! Ты видел – как они живут?! Как пухнут! Не с голодухи! С жиру! И ржут над нами! Дураками! Помощь шлют! Кур своих вонючих! По «ленд-лизу»!

– Дед… – мужчина утёр тыльной стороной ладони мокрый лоб. – В конце концов…

– Ладно… – старик вдруг улыбнулся и повертел головой. – Нет Стёпки… Ну, и хрен – с ним… Наливай… Давай-давай… Доставай проклятую… А Стёпка раз…

Старик затрясся.

– Каравай раз… В училище – ещё… Тренировочные прыгали… Не далеко от лагеря… Погодка – ра-а-а-айская… Небо – чистое… Ни облачка… Ну, поднялись… Прыгнули… Как полагается… Всё – чин чином… На травку-муравку попадали… Все – молодые… Хохочут… Вдруг смотрим: Каравая – нет! В самолёте – был… В воздухе – тоже его видели… А на земле – нет! Что за – фокусы?! Кинулись туда-сюда: нет! Нигде! Как сквозь землю, провалился! Инструктор наш, Фёдор Кузьмич, орёт! Благим матом! Всех кроет! А прибыли в лагерь… В расположение… Смотрим…

Старик опять зашёлся беззвучным смехом.

– Смотрим… Стоит наш Каравай… В дерьме – весь… С ног до головы… Сортир, понимаешь, мы отстроили… Месячишко назад… Ладный такой… Просторный… А покрыть – не покрыли… Лето – сухое… Сквознячок – опять же… Чего доски переводить? Так Стёпка… Ой, не могу… Стёпка… Уж каким макаром его к лагерю понесло? Только в аккурат… Прямиком… Нарочно не попадёшь… А Каравай умудрился… Настил дощатый с очком пробил… И – в яму! По самый кадык! А сверху его купол накрыл!

Мишка грохнул хохотом.

– Да ну! Дед! Байки – твои?!

– Ага! – старик вытер мокрые глаза. – Байки! Стёпку в десять рук из дерьма доставали! Застрял крепко! Весь сортир порушил! А у самого – ни царапины! Другой бы руки-ноги переломал! А Караваю – хоть бы хны! Стоит… Дерьмом смердит… На – весь аэродром… И лыбится… Потом долго шутковали над ним… До – войны почти… Строем идёт эскадрилья… И тут запевала наш, Голованов Алёшка, рот открывает… Запеть, мол, чтобы… И нос пальцами зажимает… «Фу-у-у-у… – говорит. – И кто это, товарищи курсанты, у нас опять обосрался?..»

– Уф-ф-ф… – возле мужчин остановился высокий светло-русый человек. – Владимир Петрович… Уф-ф…

– Матвей?! – обернулся старик. – Ты?! Оп-паньки! Вот те раз! Лёгок на помине! Матвеюшка! Сынок мой! Прилетел! С батькой! Вот – молодец! Правильно! Нечего отца одного отпускать! А то опять что начудит! Ну, ты вымахал, парень! Ещё больше стал! Как в двери-то пролазишь?!

– Владимир Петро… – Матвей перевёл дыхание. – Поздра… Вас…

– Да ты отдышись! – старик приобнял мужчину. – Отдышись, дорогой… Что ж так запыхался? Волки, что ли, за тобой гнались? Или от самого Харькова бежал? Вот, Мишка…

Владимир Петрович оглянулся.

– Матвей Степанович Караваев… Сын Стёпки нашего… Глазам своим не верю… Как снег – на голову… А этот юноша…

Старик похлопал Михаила по плечу.

– Этот юноша бородатый – внучок мой… Познакомься, Матвей… Мишка, ну?! Не стой столбом! Руки пожмите! Обнимитесь! Что стоите, как чужие?!

Миша протянул руку.

– Михаил…

– Михаил! – съязвил старик. – Скажи ещё – Михаил Андреич! Кандидат… Каких ты там наук кандидат?!

– Владимир Петрович… – Матвей помолчал. – Владимир Петрович…

– Ну, какой я тебе Владимир Петрович?! – поморщился старик. – Что ты городишь, парень?! Забыл, как дядей Володей меня звал? Эх, ты! Забыл? Мы ж с твоим батькой малохольным всю войну… От звонка – до звонка… Где – он, кстати? Опять на такси зарулит?! Как – барин?! Или – в карете золотой?! Каравай всегда любил пыль в глаза пустить! Девкам – особенно! Мы с ним ещё в училище… Раз в увольнение пошли… В город… Так Стёпка каблуки себе…

– Отец умер… – тихо сказал Матвей. – В марте. Двадцать третьего марта…

– Как – умер? – глупо улыбнулся старик. – Стёпка умер?

– Мы поужинали… – Матвей медленно проглотил комок. – Оксана посуду помыла… А я в гараж пошёл… Переобуть «опеля» нашего… Что, думаю, шипы на асфальте бить? Снега нет… Лужи – кругом… Вернулся через пару часов… Смотрю: дверь в отцову комнату прикрыта… Оксанка телевизор смотрит… «Танцы на льду»… Говорит: батя прилёг… Голова, мол, заболела… Пусть полежит… Я, говорит, ему таблетку дала… От – головы… Потом спать ложиться пошли… Гляжу: полоска света – под дверью… Дай, думаю, потушу… Чего свет жечь? Зашёл… Батя лежит… В очках… Газета – на груди… Я хотел газету убрать… И тут… Смотрю… У бати… Всё ухо…

Мужчина замолчал.

– Вызвали «неотложку»… Час ждали… Приехали, наконец… Ночь – уже… Сказали: инсульт… Обширный… Умер сразу… Во сне… Без мучений…

Матвей быстро закурил. Сделал несколько затяжек. Поднял влажные глаза.

– Я хотел вам позвонить… Не нашёл телефона… А писать… Вы же знаете – как почта работает… Пока бы дошло, вы всё равно уже… Простите… Я потом нашёл ваш телефон… В записной книжке отца… В столе… А Оксана говорит: не звони… Лети… Самолётом… Я сегодня прилетел… А ноги, как – ватные… Не идут и всё… Два часа в аэропорту просидел… А после с духом собрался… И поехал…

– Пускай судьба забросит нас далёко, – вдруг снова грянули мужские и женские голоса. – Пускай!

Ты к сердцу только никого не допускай!
Следить буду строго,
мне сверху видно всё, – ты так и знай!
Нам нынче весело, весело, весело,
чего ж ты, милая, сегодня нос повесила?
Мы выпьем раз и выпьем два
за наши славные «У-2»,
но так, чтоб завтра не болела голова…
Пора в путь-дорогу,
дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идём,
над милым порогом
качну серебряным тебе крылом…
Пускай судьба забросит нас далёко, – пускай!
Ты к сердцу только никого не допускай!
Следить буду строго,
мне сверху видно всё, – ты так и знай!
Мы парни бравые, бравые, бравые,
а чтоб не сглазили подруги нас кудрявые,
мы перед вылетом ещё
их поцелуем горячо
сперва разок, потом другой, потом ещё!

Сергей Жуковский

В рассказе использованы стихи С. Фогельсона