7 сентября 1870 г., Наровчат, Пензенская губерния —
25 августа 1938, Ленинград
Умирать нужно в России, дома.
Как лесной зверь, который уходит умирать в свою берлогу.
Александр КУПРИН
В 1937 году Куприн в Париже был тяжко болен. Не узнавал даже самых близких. Однажды поразил русского врача таким разговором:
— Знаете, я скоро уезжаю на родину. В Москву.
— Но ведь там большевики!
— Как, разве там большевики?
На вокзале, садясь в вагон, он сказал:
— Я готов пойти в Москву пешком, по шпалам.
В молодости Куприн жил буйно, был страшен во хмелю, злоупотреблял физической силой, проявлял бессмысленную отвагу. Однажды на спор он вошел в клетку к тигру и выпустил ему в морду папиросный дым. Это геройство ему едва не стоило жизни.
Тэффи отзывалась об Александре Ивановиче так: «Он — грубый и нежный. Его легче представить на парусном пиратском судне, чем среди литераторов».
До революции Куприна нарасхват печатали издатели многих стран. Острота в повороте конфликта, зримость картин, грубовато-сочный язык с самого начала выделили мастера. Уважение к человеческому достоинству, защита его прав, ненавязчивость суждений, тонкий и грустный юмор поставили его в первый ряд российских литераторов. Наградили его славой и щедрыми гонорарами.
В эмиграции Александру Ивановичу жилось не сладко. Тиражи были мизерными. Бунин поделился с ним деньгами от Нобелевской премии, но надолго их не хватило. В последние месяцы перед возвращением в Россию здоровье Куприна стало резко ухудшаться. К раку пищевода добавился глубокий склероз. «Когда я встретил его на улице, — вспоминал Бунин, — то внутренне ахнул. И следа не осталось от прежнего Куприна. Он шел мелкими, жалкими шажками, плелся такой худенький, слабенький, что, казалось, первый порыв ветра сдует его с ног. Не сразу узнал меня. Потом обнял с такой трогательной нежностью, с такой грустной кротостью, что у меня слезы навернулись на глаза».
Именно тогда в его парижскую квартиру зачастили представители советского посольства, тайные агенты НКВД. Гости из Москвы рассказывали писателю, как он популярен на родине, какими миллионными тиражами издаются его книги и доходят и до медвежьих углов.
Ему обещали в СССР полное изобилие. Бесплатную роскошную квартиру, дачу, прислугу. Убеждали, что в советских больницах и санаториях гарантируется его быстрое и окончательное выздоровление.
Еще недавний оголтелый враг отчизны, вдруг становится первейшим другом. Запрещенные книги «полные идеологического дурмана», теперь в срочном порядке переиздаются десятками издательств. Больше того! Судя по советской печати, Куприн все предыдущие годы только и делал, что разоблачал «уродливую буржуазную действительность».
Из Кремля было дано указание о его творчестве писать хвалебные диссертации. И увесистые диссертации успешно защищаются погромщиками его творчества.
Поистине мистерия-буфф!
В 1937-м году сотни советских литераторов, преданных власти и идее, исчезают в гулаговских застенках, а ореолом почета окружается вчерашний активный ненавистник системы.
И вот Александр Иванович оказывается в Москве. Его с эскортом прокатили по сталинскому городу Солнца. Почтительно сопровождают «молодые писатели» и матерые гэбисты. Показывают мавзолей, потом военный парад на Красной площади.
Из столицы везут на дачу в Голицыно.
Едва худой сгорбленный старик с прищуренными слезящимися глазами, придерживаемый с обеих сторон, вылез из автомобиля, его оглушило троекратное «ура». На волейбольной площадке оказалась, как рояль в кустах, выстроена рота из соседней войсковой части.
Потом красноармейцы устроили во дворе разудалые русские пляски под гармошку, дабы развеселить почетного гостя.
А тот вдруг заплакал и попросил оставить его в покое.
Куприн почти ничего не говорит прессе, да и не может сказать. Болезнь отняла все силы. Он возится со своей любимой кошкой Ю-ю, выходит в поле, становится на колени перед березой, целует ее шершавый пегий ствол.
Именно в это время в коммунистической прессе выходит лавина немыслимых интервью и статей самого писателя. Лейтмотив один: «Я бесконечно счастлив!» А содержание примерно такое: «Я сам лишил себя возможности деятельно участвовать в работе по возрождению моей родины. Я давно уже всем сердцем рвался в советскую Россию. Находясь среди эмигрантов, испытывал только тягостную оторванность и злую тоску».
Особенно же Мастеру понравились местные юноши и девушки. «Меня поразили в них бодрость и безоблачность. Это прирожденные оптимисты. Мне кажется, что у них, по сравнению с молодежью дореволюционной эпохи, стала совсем иная походка. Свободная и уверенная. Видимо, это результат регулярных занятий спортом».
Не слишком грамотный бодряческий стиль. Дежурная политическая риторика. Куприн никогда бы такого ни написать, ни произнести не мог. Даже под пистолетом.
Периодические издания в массовом, гуртовом порядке начинают исследовать творчество писателя. Они безапелляционно заявляют, что эмигрантский период был малопродуктивен. «На чужбине Куприн не создал ничего сколько-нибудь значительного».
А в действительности с 23-го по 34-й год он издал шесть книг, три большие повести, написал полсотни отличных рассказов.
Но советскую печать реальность, как таковая, нисколько не волнует. Важно показать всему миру, как блудные сыны, даровитые писатели припадают к сосцам своей отчизны. Посыпая голову пеплом, проклиная свои заблуждения. И, одновременно, заряжаясь энергией оптимизма правильной страны.
Славословия продолжались вне всякой меры. Писателя же, вопреки заверениям в Париже, никто не лечил. Только когда ему стало уж совсем плохо, жена к нему требовательно позвала врачей.
10 июля 38-го года ему сделали операцию, более года после приезда, которая была бессмысленна, а возможно, и сократила жизнь.
В советских публикациях, конечно, не было упоминаний о том, что перед смертью в ленинградской больнице (из подмосковной дачи он переехал в Ленинград, в квартиру) он попросил позвать священника. Куприн беседовал со святым отцом наедине. О чем беседовал? Кто был этим священником? В каком ранге НКВД? Под каким порядковым номером, подшитая, с серпастой печатью, легла его исповедь?
25 августа 1938 года Куприн умер.
Через пять лет, весной 43-го, его жена, Елизавета Морицевна повесилась на Гатчине. От голода, холода, тоски, бессмысленности всей жизни.
Операция под кодовым названием «Возвращение Куприна» блестяще была проведена. Вдова классика в планы распорядителей не входила.
ЭПИЛОГ
«29 мая выехал из Парижа в Москву возвращающийся из эмиграции на родину известный русский дореволюционный писатель — автор повестей «Молох», «Поединок», «Яма», Александр Иванович Куприн»
«Правда», 1937, 30 мая, №148
* * *
«31 мая в Москву прибыл вернувшийся из эмиграции на родину известный русский дореволюционный писатель Александр Иванович Куприн. На Белорусском вокзале А.И.Куприна встречали представители писательской общественности и советской печати».
«Правда», 1937, 2 июня, №150