«Новый Континент» Американский литературно-художественный альманах на русском языке
Я огляделся. За то время, что меня здесь не было, ничего не изменилось. Закуренная, достигавшая тридцати метров в длину высоченная пятикомнатная анфилада с лепными потолками была снабжена многими людьми. В романтической атмосфере трезвых, слава Богу, не было. Саша с Любой поднялись из-за стола мне на долгожданную встречу. Любаня-шалунья расцеловала меня, будто орден вручила, жарко облапив пухлыми наградными губами с элементами радости, крепко-пьяно держа мою голову созидающими пальцами творца. А муж-Саша с благодарностью принял на хранение мой не очень срочный депозит, материализованный в четыре бутылки «Столичной» и пятикилограммовую железную банку югославской ветчины.
На просторных двухспальных подоконниках, как всегда, в строгом ранжирном порядке стояли ряды разномастных пустых бутылок, будто солдаты римского легиона на утренней поверке, издавая при глубинных нотах высокого баса гитары Джека Брюса стеклянный звук.
На стене размещалась большая фотография с многочисленными хорошо одетыми людьми. Голова одного из многочисленных хорошо одетых людей была обведена кружочком. – «Это мой прадедушка, – всегда говорила Люба, – человек номер 2 в 3-м Интернационале, 4-й в 5-м ряду». И все пускались считать ряды, людей и Интернационалы, чтобы поймать хозяйку на неточности, но Люба каждый раз оказывалась правой. Но не по убеждениям.
Краса и Гордость дома – картина «Ленин выступает с трибуны Мавзолея» была цела и монументально располагалась на прежнем месте. Рядом, на обоях, жирной тушью были начертаны стихи:
Любовь к тебе давно в виду имея,
Стопы свои всегда к тебе стремя,
Ползу сюда, к подножью Мавзолея,
И никуда, конечно, окромя.
Полотно – пламенеющий стиль готики – было написано весёлой Любой в редком для неё патриотическом угаре. Причём у Владимира Ильича, по недюжинному капризу автора, кроме не совсем стандартной трибуны имелось в арсенале целых три ( две – не фокус, было много раз) мохнатых кепки. Одна штукатурно-газетным кульком виднелась из раздутого кармана брючат, другая, как и положено, по-большевистски бодренько покоилась на голове, а третья находилась в вытянутой вперёд, навстречу массам руке, и призвана была, видимо, делать словесные аргументы Вождя мирового пролетариата ещё более убедительными.
Глядя на этот шедевр, я окончательно укрепился. Во мнении. Что произведения искусства – единственный ценный и значимый результат цивилизационных манёвров. В них заключено могущество.
Люба так и не смогла постигнуть радости коллективного труда и посему работала самостоятельно, взирая на личности лишь в особых ситуациях и гоняя разухабистого шумно-гамного Сашу от своего мольберта и не принимая никаких пожеланий в отношении качества и количества своих работ. А картину эту она, будучи всегда в прекрасном расположении духа, отправила, как-то, шутки ради, на конкурс. Или вернисаж. И знатная вещь, чуть было, не взяла приз – особливо глазастый чин из Минкульта – сука – буквально за час до открытия узрел-таки некоторое несоответствие содержания любиной работы исторической непорочной правде, каменно существующей на тот момент. Причём, его озадачило лишь обилие головных уборов в гардеробе Вождя, а остальное, даже, где-то, понравилось.
Искусство должно сбивать с толку по определению, а ребят едва не лишили мастерской за такие куртуазно-идеологические вихляния, но, навалившись всем пьяным миром, подняв все имеющиеся не случайные связи, мы отстояли наш славный приют комедиантов.
Люба вообще была общественно очень активна. Как Жюли Рекамье. В доме она заведовала логистикой, под её умелым умным руководством осуще-ствлялся регулярный линейный трансфер «мастерская-магазин-мастерская», позволяющий держать в привлекательном тонусе постоянно многочисленных гостей.
Она проводила непрерывный мониторинг алкоголя и сопутствующих ему товаров, щедро оплачивая курьерам транспортные расходы. Существует классическая задача информатики – «задача коммивояжёра» – определение кратчайшего расстояния между двумя точками. Пчёлы решают эту задачу лучше компьютера. Люба управлялась лучше пчёл.
Кроме того, ей волшебным образом удавалось влиять на бренно-напыщенный Союз художников СССР и выбивать сногсшибательно выгодные контракты для себя и Саши. Однажды они даже чуть не разбогатели, несмотря на настойчивые предупреждения Министерства внутренних дел СССР и ЦК профсоюзов угольной отрасли.
Сейчас, например, с их семейного конвейера в промышленных количествах сходили небольшие бюстики того же Ленина (я не нарочно), заказанные богатыми колхозами и совхозами Владимирской области. Руководители этих хозяйств тоже не бедствовали и Ильич хорошо шёл, пребывая в каждой каптёрке, надрывающихся на службе бухгалтеров и завскладами.
Дальняя комната уже была завалена бракованными Ильичами, сгружаемыми фрондирующими ваятелями в большой деревянный ящик, стоявший не в «красном» углу.
К нашему приходу в Саше уже плескался литр, водку было видно изо рта даже на расстоянии, футболка с надписью: «Внимание! Под одеждой я голый!» уже заметно набычилась в области пищевого тракта, но работа у него всё равно не клеилась.
Загубив очередной бюст, он с размаху, с эдаким пьяным гусарско-шампанским шиком метанул его в нехорошую коробку. И даже попал. – «Не бросайся Лениным – указала ему супруга, – пробросаешься!», – и чтобы смягчить горечь резких слов, налила ещё полстаканчика и угостила из грудного кармана своей рубашки, откуда, как газыри,заметно выглядывали наглые мясистые папиросы. Люба очень любила мужа и с Лениным на сегодня было покончено. А скоро Саша потерял своё лицо и перешёл на сухое. С ним тоже на сегодня было покончено. Это свойственно.
Затем я в очередной раз был посвящён в сан и усажен за огромный стол, где уже сидело и седело штук десять единиц богемных особей (без всякого на то плана рассадки почётных гостей с дамами); пассажиров стола не в бостоновых костюмах. Это были талантливые ребята. В своих работах они передавали не образы, а чувства, и полотна их были эмоционально сильны. Потомки ВХУТЕМАСа. Ничего не изменилось у Любы. Лукулл обедает у Лукулла.
Александр Бунин