Александр Бунин | Мужчина, живи долго! Поскольку…

МУЖЧИНА, ЖИВИ ДОЛГО! ПОСКОЛЬКУ…

После смерти мужчины становятся известными большинство из его тайн: внебрачные дети, дети от неизвестных браков, дети от известных бездетных браков, наивные юношеские стихи на истлевших бумажках в клеточку, не учтённые женским ураганом и налоговым инспектором деньги на сберкнижке, телефоны прежних и настоящих подружек, космические ресторанные счета на двоих с шампанским, которого ты не пьёшь, секретные фотографии и необдуманные неотправленные письма, а у тебя ещё и табель оценок за второй класс можно обнаружить, где в графе «Поведение» значится «двойка», потому что ты торговал в школе индийскими сигаретами со сладкой чёрной бумагой и сам же их и курил, нарушая принятые во всём мире правила и торча на собственном товаре. Да мало ли что ещё. Тебе это надо? Зачем тебе умирать? Зачем становиться не живым? Побесчинствуй ещё лет семьдесят, шутки ради. Тем более, что за эти годы ты крепко постараешься обзавестись ещё целым ворохом дополнительных грехов – вот и ответишь за всё сразу, перед всеми оставшимися, на свою беду, в живых. Потом. Так всем будет легче. И тебе тоже. Не надо дробить ответственность. Пусть она будет монолитной. И, по возможности, припозднённой.

ЭТИКЕТ (КА)

Посетил сегодня офисный центр. Большой и красивый. Со стеклянными дверьми. Открыл я такую дверь и жду — даму вперёд пропускаю. Дескать, всё для вас синьора. А дама стоит грустная и вперёд двигаться не желает. Я вежливо произношу наводящие слова — типа умоляю — а она всё равно никак. Не совершает поступательных движений. Рискнув оказаться нелюбезным, я в итоге двинул первым, а дамочка живенько прошмыгнула за мной. Что ж мы сделали с нашими женщинами, господа! Полностью отучили их от деликатного обхождения с ними же. Плохо это. Некультурно совсем. С моей точки зрения, конечно.

ЖИЗНЬ УДАЛАСЬ

Институт наш стоит на Яузе. Если враг прижмёт к реке — всем пиzzdец. И думать нечего. Именно поэтому, видимо, и образовалась кругом военная дисциплина. И непропускание внутрь науки без пропуска, даже при полном наличии студенческого билета и лица, совпадающего с фотографией на документе.

Не пустили как-то и меня. Как попало одетого винтажного президента. Студенческого общества.

Большая тяжёлая женщина на вахте отказалась нажать заветную кнопочку турникета в штатском, спев мне с чувством глубокого удовлетворения колыбельную песню в стиле кантри. И без того невзрачный дискурс повелительницы врат осложняла одиноко прилипшая к нижней губе шкурка от семени подсолнечника обыкновенного семейства сложноцветных. Средней прожарки.

Не обеспокоив тишину неподвижной воды мостами вздохов, я перелез через забор и продолжил обучение в штатном режиме, затаив в душе прекрасное нехорошее.

«Прекрасное нехорошее» всегда было у меня под рукой : двухметровый одногруппник Андрюха с вздыбленными ядовито-рыжими волосами, как пустыня Гоби на похмельном глобусе. Когда он вставал из-за стола, казалось, в аудитории всходило Солнце и в далёких селениях начинали внепланово орать петухи. Андрюху знали все. Он свободно мог бы получить подданство Ирландии всего лишь сняв шапку.

По моей просьбе, подкреплённой двумя бутылками портвейна «Кавказ», поддатый неанглийскоподанный десять раз в течение десяти минут прошёл мимо вахтёрши на территорию института и ни разу не вышел, играючи преодолевая на обратном пути кованый забор вне зоны наблюдения.

Строгая дама растревожилась лицом и попросила замены со скамейки запасных.

Замена подоспела, а она ушла вдаль. Пошатываясь и рисуя в воздухе водяные знаки.

На рабочем месте мы её больше не видели, сильно переживая за безопасность альма-матер в свете постоянных происков потенциального противника.

Хорошо, её потом приняли в Союз советских писателей, где она сочиняла трогательные стихи из жизни айсбергов и паровозных депо, а то б совсем пропала. А так — жизнь удалась.