Марат Баскин | Записки на полях книг

Я очень люблю рассказы О.Генри. Люблю за их удивительную доброту, за их веру в доброту, за их абсолютную уверенность, что зло всегда будет побеждено добротой, и уверенность, что в каждой душе есть капелька доброты, и от нас зависит раздуть этот уголек или потушить! Другого писателя, так обильно взрастившего зерна доброты, я не знаю. О том, как возник псевдоним Уильяма Cидни Портера, существует множество версий, но ни одна из них не подтверждена самим О.Генри. На вопрос друга о псевдониме, он ответил просто: “Он неплохо смотрится в печатном виде и к тому же произносится легко”. В письме к своей дочери Маргарет, он называл себя длиннющим именем Алдибиронтифостифорникофокос! И я думаю, что мы запомнили бы даже это имя, если бы оно стояло над его рассказами.

Впервые я прочитал О. Генри в четвертом классе, точнее летом, между третьим и четвертым классом. На летние каникулы к соседям приехал из Минска их сын. И он весь день на лавочке возле дома читал одну и ту же толстую коричневую книжку. Борька учился на журналиста и в книжном деле был для меня авторитет. Я долго крутился возле его скамейки, стараясь, не мешать, и посмотреть название книги. Он заметил мое дефилирование и, оторвавшись от книги, сказал:

– О. Генри. Рассказы. Не для малышей! – и снова углубился в книгу.

В этот же день, как только дедушка пришел на обед, я подсел к нему и попросил взять в библиотеке книгу О. Генри. Ибо мне такую толстую книгу в библиотеке не дадут. Скажут, как Борька, что не для малышей.

– Когда пойду, возьму, – сказал дедушка, не отрываясь от свежей газеты, которую он всегда читал за едой. – Читай пока другую книжку.

– Другую почитал. – сказал я.

– Анчэ, – сказала бабушка, увидев мое страдальческое лицо, – нэйм фор Марат а бихул! (Анча, возьми Марату книжку. – идиш)

– Ладно, – сказал дедушка, – после работы зайду.

И вечером я уже прилип к книжке. Назавтра, с утра, мы с Борькой сидели на разных лавочках, но читали одну и ту же книжку.

– Дорос? – спросил Борька, увидев у меня знакомую книгу.

– Расту, – ответил я.

– Ну, расти, расти, на книгу глядя. Может, писателем станешь.

Я ничего не ответил.

******

Папа почти каждое лето ездил на курсы усовершенствования учителей в Могилев. И всегда привозил мне какой-нибудь подарок. Однажды он привез мне маленький металлический фильмоскоп, глядя в глазок которого можно было смотреть диафильмы. И не знаю почему, но к фильмоскопу он купил диафильм не сказку, а про художника Питера Брейгеля-старшего. Даже мама удивилась, что это была не сказка. Папа пожал плечами, и сказал, что сказку можно прочитать и в книжке.

– А ты знаешь, что это за художник? – спросила мама.

– Не знаю, – признался папа. – Но раз про него выпустили диафильм, значит хороший.

Папа приехал поздно вечером, а фильмы в фильмоскопе можно было смотреть только днем. Я еле дождался следующего дня. Буквально проснулся с рассветом. Примостился с фильмоскопом у окна и прилип к нему. Читать я еще не мог. И поэтому просто смотрел картинки. Меня сразу удивило громадное количество людей на картинах. В диафильме вслед за картиной шли увеличенные ее фрагменты, давая возможность рассмотреть разные группы персонажей картины. И я сам начал придумывать истории про них, настолько фигуры были колоритны. Это мне показалось даже интереснее, чем если бы я смотрел просто сказку. И я побежал на кухню и тут же рассказал бабушке историю про жнецов.

– Ду ал фарштейст?!( Ты все понимаешь? – идиш) – удивилась бабушка.

– Ал! (Все! – идиш) – гордо ответил я.

Бабушка так заинтересовалась моим рассказом, что оторвавшись от приготовления завтрака, попросила дать ей посмотреть картинку. Она долго рассматривала жнецов, потом сказала:

– Вэн ду кукст аназэрэ, дэрцэйл ми! (Когда посмотришь другую, расскажешь мне! – идиш)

– Хорошо! – сказал я.

Я больше одной картинки в день не смотрел. Но весь день думал про нее, придумывая разные истории. И потом их рассказывал всем по очереди: бабушке, маме, папе, дедушке. И даже друзьям.

******

В детстве все дети – почемучки. Почемучкой был и я. И, когда я задавал вопросы о зверях и птицах, а они меня почему-то очень интересовали в детстве, папа брал большую, не стандартного размера, как я говорил, – высокую зеленую книжку “Рассказы и сказки” Виталия Бианки. В ней были ответы на все мои почемучки: и чей нос лучше, и кто чем поет, и множество, множество историй про зверей и птиц, про лесную жизнь, которые были написаны, как сказки, но открывали совсем не сказочные тайны лесной жизни.

Кстати, эту книжку папа любил не меньше меня. А лес он любил больше меня, ибо в отличие от меня, отпускаемого бабушкой от дома не дальше поля ее видимости, папа рос в большой ребячьей семье, где детям разрешено было все, дневал и ночевал в лесу, собирая грибы и ягоды, и даже охотясь за тетеревами.

С детства я люблю находить на мои почемучки ответы. И, даже недавно, узнал, почему у Виталия Бианки такая редкая фамилия – Бианки. “Bianco” – это итальянское слово “белый”. На эту фамилию сменил его прадед оперный певец Вайс (что в немецком языке значит белый) свою фамилию, собираясь на гастроли в Италию.

По сей день меня удивляет, почему книги этого замечательного писателя не завоевали мир, и не стали известными, как книги Сетон-Томсона или Джералда Даррела? Но на это почемучку у меня нет ответа.

******

Когда я долго не мог заснуть, бабушка советовала:

– Представь стадо овечек! И считай!

Ох, какое иногда бывает огромное стадо! Великий философ Иммануил Кант, чтобы заснуть, обходился без овечек. Он повторял про себя несколько раз имя великого оратора:

– Цицерон, Цицерон, Цицерон…., – и, успокоенный, засыпал.

Прочитав это, я отказался от пересчета овечек и, когда сон долго не приходит, начинаю вспоминать имена авторов книг, над первыми страницами которых я засыпал. И сон послушно приходит, как только я добираюсь до пятого автора. Правда, иногда, чтобы вспомнить пятого автора, надо потратить полночи!

*****

Как грустно читать признание Уильяма Фолкнера: “Быть писателем – значит иметь самую плохую профессию. …Это изнурительный труд в одиночестве, и никогда не выходит так, как хочется. Пытаешься снова и снова – и все равно не выходит. Что за вознаграждение получает писатель — не знаю….”

Слова на все времена. И самое грустное – это многоточие в конце.

*****

Когда-то великий политик, писатель и очень остроумный человек (кстати, и известный в мире щеголь: именно он придумал смокинг, который известен и поныне, и первый человек, продемонстрировавший англичанам, чего можно достичь в политике, не будучи аристократом) Бенджамин Дизраэли заметил:

– Когда я хочу прочесть хорошую книгу, я сажусь и пишу ее.

Мне кажется, что авторы всех любимых мною книг следовали этому принципу!

Марат Баскин