Он вошел в нее грубо и жестко, с пустой душой и холодным рассудком и, навалившись всей своей тяжестью, вжал еще не утратившее свежести и красоты тело в ложе носилок. Носилки прогнулись, рабы сделали по инерции несколько шагов и замерли, затаив дыхание…