Эту тайну я ношу в себе уже пятьдесят лет. И не делился я ей не потому, что в ней есть что-то постыдное или порочное, запретное или заповедное, – нет, просто рассказывать её не интересно было: и не поверят, и засмеют, или просто не придадут того значения, которое она имеет для меня или имела.